В чёрном-чёрном городе,

      на чёрной-чёрной улице,

      в чёрном-чёрном доме

      жили

      люди.

      Они

      ели мороженое зимой.

      Вопиющая дерзость, если разобраться.

      Они любили звёзды, потому что деньги, как вы понимаете,

      на ночь считать не положено,

      а считать хотелось,

      и чтобы непременно ночью.

      Они

      массово страдали дислексией, когда дело касалось газет.

      Медицина не объясняет, почему со стихами не возникало

                                                                                             проблем.

      Они

      жили в своём чёрном-чёрном доме, и не винили его за то,

      что в нём смешалось много-много красок.

      Ведь никто в мире,

      никто в этом огромном сером мире

      не сможет запретить нам быть такими,

      какие

      мы

      есть.

      Когда пустота, будто в высохшем русле,

      И воздух – не воздух, а копоть и смог,

      Представь, что пушистый и маленький суслик

      Свернулся в комок под дерновой тесьмой.

      Полуденный лучник излучины плечи

      Проскачет, в прыжке не теряя стремян.

      А где-то над сусликом маками плещет,

      Кивают коробочки зёрен, гремя.

      Зерновки засахарят солнце под осень,

      Чтоб тихо сопелось и сладко спалось,

      Пока юго-западный запахи носит —

      Тревоги, полыни и конских волос.

      Когда в этом мире – асфальтовом, жёстком —

      Машинные выдохи день затенят,

      Пусть маленький суслик с крапчатой шёрсткой

      Увидит прекрасные сны за тебя.

      В этом городе шторы стали рудиментарны.

      В этом городе будни и так достаточно блёклы.

      И горбатый, помеченный краской скелет фонарный

      Привыкает заглядывать в чьи-то жизни и стёкла.

      Капюшоны прожжённых сотнями ватт прохожих

      Обретают черты абсолютно чёрного тела.

      В этом городе сказки одна на другую похожи:

      Рухнет рухлядь, и острова остов врастёт новоделом.

      А она смотрит в небо со дна пустого колодца,

      Опускаясь на уровень ниже асфальтовой жести.

      Потому что бог запретил кусать и колоться,

      Разрешая копировать сына в слове и жесте.

      В термоядерном синтезе тоже найдётся драма:

      Водород умирает, рождая не воду, а гелий.

      Ей плевать, что солнечный шарик уродуют шрамы,

      Не доказано зло, но зато есть золи и гели.