Он знает то, что я таить должна:

      Когда вчера по улицам Мадрита

      Суровый брат со мною шёл сердито —

      Пред пришлецом, мантильею покрыта,

      Вздохнула я, немой тоски полна.

      Он знает то, что я таить должна:

      В ночь лунную, когда из мрака сада

      Его ко мне неслася серенада, —

      От зоркого его не скрылось взгляда,

      Как шевелился занавес окна.

      Он знает то, что я таить должна:

      Когда, в красе богатого убора,

      Вошёл он в цирк, с мечом тореадора, —

      Он понял луч испуганного взора

      И почему сидела я бледна.

      Он знает то, что я таить должна:

      Он молча ждёт, предвидя день награды,

      Чтобы любовь расторгла все преграды,

      Как тайный огнь завешенной лампады,

      Как сильная, стеснённая волна!

      С вершин пустынных я сошёл,

      Ложится мрак на лес и дол,

      Гляжу на первую звезду;

      Далёк тот край, куда иду!

      Ночь расстилает свой шатёр

      На мира Божьего простор;

      Так полон мир! мир так широк —

      А я так мал и одинок!

      Белеют хаты средь лугов.

      У всякого свой мирный кров,

      Но странник с грустию немой

      Страну проходит за страной.

      На многих тихих долов сень

      Спадает ночь, слетает день;

      Мне нет угла, мне нет гнезда!

      Иду, и шепчет вздох: куда?

      Мрачна мне неба синева,

      Весна стара, и жизнь мертва,

      И их приветы – звук пустой:

      Я всем пришлец, я всем чужой!

      Где ты, мной жданная одна,

      Обетованная страна!

      Мой край любви и красоты —

      Мир, где цветут мои цветы,

      Предел, где сны мои живут,

      Где мёртвые мои встают,

      Где слышится родной язык,

      Где всё, чего я не достиг!

      Гляжу в грядущую я тьму,

      Вопрос один шепчу всему.

      «Блаженство там, – звучит ответ, —

      Там, где тебя, безумец, нет!»

      В часы раздумья и сомненья,

      Когда с души своей порой

      Стряхаю умственную лень я, —

      На зреющие поколенья

      Гляжу я с грустною мечтой.

      И трепетно молю я Бога

      За этих пламенных невежд;

      Их осуждение так строго,

      В них убеждения так много,

      Так много воли и надежд!

      И,