Тусклый рассвет.

      Смотритель на полустанке прикладывает руку к глазам, ждет поезда.

      Не дрожат рельсы, не качаются провода.

      Никого нет.

      Шолади-долаши-дошали-лодаши

      Мой экипаж умер на полпути до Таймбурга. Я давно ждал, что он умрет – экипаж с самого начала дышал на ладан – но не думал, что это случится так скоро. Я еще надеялся добраться до столицы, хотя бы до пригородов, еще надеялся сдать повозку в ремонт, еще надеялся выискать себе более подходящий транспорт…

      Человек предполагает, а Господь располагает – вспомнил я, когда экипаж плавно опустился на безлюдную дорогу и замер. Мне еще повезло, крепко повезло: я вспомнил леденящие душу истории о людях, которые разбились в камнем упавших экипажах – и понял, что легко отделался.

      Я еще попытался вернуть экипаж к жизни. Я еще сидел в повозке, прижимал озябшие руки к кристаллу, я еще мысленно уговаривал повозку добраться до города, – тебе же будет хуже, если останешься здесь, я же тебя брошу, я же не вернусь за тобой, тебя унесут сборщики мертвого… Но уже было понятно, что экипаж умер.

      Бывает.

      Если до этого как-то везло, не значит, что со мной такого случиться не может.

      Я оглядел бескрайние равнины – насколько хватало глаз. Здесь ничего не напоминало о человеке, не было даже отоснившихся снов. Только поодаль светлели осколки чьих-то надежд, но бесконечно давних: много лет назад умерли и те, кто потерял свои надежды, и те, по чьей вине они были разбиты. В другое время можно было бы постоять здесь, насладиться безмыслием и безмолвием – но не теперь, под моросящим дождем поздней осени. Я проклял себя, что даже не взял плащ, понадеялся на теплый экипаж. Но теперь не оставалось ничего кроме как идти по шоссе в поисках жилья.