На моих занятиях теперь частенько засыпали. Я ничуть не расстраивался, и запретил остальным их будить. Детскому организму сон приносит определённо больше пользы, чем лекции. Особенно мои.

      Я читал два курса. В первую голову – теорию, условно говоря, вычислительных систем. В самом общем разрезе, без технической ерундистики. Рассказывал о том, что такое компьютеры, как устроены, какую роль они играют в разных сферах человеческой жизни, что могут, чего не могут и почему. Типа курса информатики для средних школ. Современным подросткам моего среза было бы скучно до зевоты – они окружены умной электроникой с детства и воспринимают её как нечто естественное. Но здешние слушали как научную фантастику.

      Второй курс – микс из новейшей истории, философии и социологии материнского среза. Рассказы о том, «как там люди живут». Его было бы небесполезно послушать и моим бывшим юным землякам, но кто ж им даст? В тех школах запрещено рассказывать детям о том, как устроен мир. Только бумажная жвачка насмерть выхолощенных учебников. В Коммуне же, к моему удивлению, никому и в голову не приходило контролировать мои лекции. Во всяком случае, никто ни разу не сказал мне: «Что ты несёшь, Артём? Детям это рано/лишнее/сложно!». Коммуна, несмотря на название, выглядела на удивление мало идеологизированным обществом. Или мне так казалось.