Я прогнал тебя кнутом

      В полдень сквозь кусты,

      Чтоб дождаться здесь вдвоем

      Тихой пустоты.

      Вот – сидим с тобой на мху

      Посреди болот.

      Третий – месяц наверху —

      Искривил свой рот.

      Я, как ты, дитя дубрав,

      Лик мой также стерт.

      Тише вод и ниже трав —

      Захудалый чорт.

      На дурацком колпаке

      Бубенец разлук.

      За плечами – вдалеке —

      Сеть речных излук…

      И сидим мы, дурачки, —

      Нежить, немочь вод.

      Зеленеют колпачки

      Задом наперед.

      Зачумленный сон воды,

      Ржавчина волны…

      Мы – забытые следы

      Чьей-то глубины…

      Золотисты лица купальниц.

      Их стебель влажен.

      Это вышли молчальницы

      Поступью важной

      В лесные душистые скважины.

      Там, где проталины,

      Молчать повелено,

      И весной непомерной взлелеяны

      Поседелых туманов развалины.

      Окрестности мхами завалены.

      Волосы ночи натянуты туго на срубы

      И пни.

      Мы в листве и в тени

      Издали начинаем вникать в отдаленные трубы.

      Приближаются новые дни.

      Но пока мы одни,

      И молчаливо открыты бескровные губы.

            Чуда! о, чуда!

            Тихонько дым

            Поднимается с пруда…

            Мы еще помолчим.

      Утро сонной тропою пустило стрелу,

      Но одна – на руке, опрокинутой в высь.

      Ладонью в стволистую мглу —

      Светляка подняла… Оглянись:

      Где ты скроешь зеленого света ночную иглу?

           Нет, светись,