Радость наша Сесиль. Алексей Порвин
Читать онлайн книгу.
пули в мясной отдел бытия», «Военные песни уносите отсюда, люди в грязной форме, / протаптывайте тропы ритмичности в сельской дороге, помнящей / как соединять Рим с подземным царством», «Всё готово к бомбардировке: не ты, очередной спуск в подвал знания / о правильных манёврах войск, завлекаешь речь / Сотнями поколений накоплены резервы для отрицания», «Перемалывает мглу, благословлённую высшим военным командованием, / воспламенительный жернов, смешивающий тепло огня и тепло людей». Наблюдаемая поэтом война необычна и даже парадоксальна: иногда она кажется идущей где-то очень далеко («В тени памятника зацветают каштаны, и шум прибоя / просится в список слов, отправляемых на фронт»), а иногда обнаруживается чрезвычайно близко, вплетается в саму ткань жизни («Подоткнув подол, обнажив загорелую наготу ног, / войну натирать на тёрке прямо в тазик с салатом»); иногда она внезапно обращает свой зов к обывателю («к тебе взывает солдат, подаривший воинское звание почве»), а иногда автоматизируется, становясь еще одной стороной повседневности («Сесиль готовит чай гостям, смешивая заварку с порохом»).
В известном смысле Алексей Порвин описывает процесс привыкания к войне, процесс существования бок о бок с длящимся, мерцающим, то затухающим, то вдруг снова вспыхивающим вооруженным конфликтом: «Разве есть чему учиться у границы, чей стыд прикрыт менторской / накидкой с раздвоенными фалдами – по образцу времени, струящего / материю зыбкую одновременно в перемирие и войну». Война разлита везде и во всем, а потому в какой-то момент может показаться, что ее просто нет; порвинские тексты работают, вскрывая это повсеместное полувидимое присутствие, прямо указывая на войну. Война угадывается в описаниях обычных школьных уроков («Передовая технология, недопустимость отдельности, / плотные ряды солдат, ставших чем-то большим: /в памяти лишь женская раздевалка, физкультура после труда, / труд перед физкультурой – всё это было репетицией, даже гребля») и детских шалостей («В тот день нужно было подготовить доклад о происхождении торфа / Полураспад растений, лишенный притока воздуха, становился объектом / насмешек, и кто-то из одноклассников в шутку начинал душить себя, / хрипло приговаривая „Смотрите, я превращаюсь в торф“/ Пророческое слово трамбовалось в школьный коридор, как порох в гильзу»). Война таится в жутковатых уточнениях («и никто не говорит, кем она была / до войны: стены все сплошь в дипломах об окончании / О завершении, вернее») и в милитантных метафорах («Речью, вложенной в речь, как пистолет в кобуру, отвечал / на лёгкость своего же тела, готового к перебежкам»). Война встает во весь рост в деформациях семантики (мы с изумлением читаем фразы «Подслеповатый всполох не подлежит призыву» и «Небо призвано»), в появлении новых, совершенно небывалых навыков жизни («на берегу / распиливают ружейные дула на кольца для помолвки / Палец Сесиль, продетый в холодное металлическое зияние, / почувствуй себя теплокровной пулей, твой костяной сердечник – / новейшая разработка подлинных