Критика/секс. Лева Воробейчик
Читать онлайн книгу.
да, не спрашивай, мои запреты делают меня счастливее, чем тебя, тем более ты только все испортишь, как всегда, будешь дотошной и ветреной, унося мои мысли совсем в иную степь; туда, к полузабытым полям города на букву «м», не хочу об этом. Я совета хочу или осуждения, хотя в твоих устах это одно и то же. Я…я – песчинка в людском месиве. Маленькая, субатомная. Говорю о вещах, не говоря совсем ничего. Так, пустословие, выраженное литературно в красивом месте, вычурном. Всегда гордился, но теперь не буду – свежие новости, срочные новости: Велин меня уволил. Вышвырнул собаку, которая приносила ему лучшую кость. Зачем открываешь рот, поспорить? Ладно, Маргарита Григорьевна, не буду опять называть его теми словами вроде «краснотелый», не буду так про твоего отца в твоем присутствии, заметано.
Все вышло глупо, как и обычно, написал правду, которая прозвучала слишком громко. Банально – как всегда, знаешь, пошлость, пестрящая со страниц, обратилась пошлостью, заверенной нотариусом. Да ладно. Не будем, хорошо? Черт, зачем ты снова это сделала? Киваешь, снова киваешь… кивок за кивком в длинной веренице кивков, что ты уже мне дарила, не прося ничего взамен. Ты помнишь, сколько их было? Я вот нет. С тысячу или больше? Две, три? Скажу, что две с половиной – примерно столько, если мои внутренние ощущения не врут. Все равно проверить это сложно. Так… а помнишь первый, нет? Я помню. Мне шестнадцать, тебе пятнадцать. Сказал что-то до ужаса советское, вроде: «я влюбился в вас». Назвал тебя тогда Офелией или гражданкой Офелией? Смешно сейчас даже, только вот тогда не очень было. А ты кивнула. Нет, не в первый раз – в подъезд был четвертый; даже смешно, что я начинаю отсчет с того подъезда и твоего шепота, помнишь как ты говорила о португальской экспансии и кивала себе, мне, темноте… Ненавижу тебя за тот кивок, за ту улыбку… ненавижу тебя. Сколько после этого всего было – а не кивни ты так сосредоточенно, не было бы этого. И ресторана бы не было. И официантов в расшитых золотом ливреях бы тут сейчас не было бы – только хаос бы пустовал на этом месте. Рит. Рита. Не смахивай свои слезы, плачь, как обычно, не утираясь. Кивнула тогда впервые, как бы соглашаясь с тем, что ты – та самая, до этого ты кивала иначе. Согласилась тогда и на тот портвейн в темном подъезде, и на поцелуи твоих загоревших рук, которые прятали мои руки; мы создали то, что ты потом называла Лиссабоном, хотя я бы назвал дефлорацией; помнишь эти руки, поцелуи и пьяные кивки, помнишь эту сладость. Что может быть хуже? Наверное, твои следующие кивки. Смотреть, как твоя голова дернется вверх – вниз, а ресницы опустятся на розовые веки. И бывший пионер, строитель и критик снова вспомнит тот кивок, первый, а не четвертый, и да начнется новый отсчет, чтобы вновь прерваться. Плачь, вспоминая – и вспоминай, роняя слезы; я заучил некоторые фразы, подготовил их, чтобы это звучало эффектно, пока мне не придет в голову что-то еще.
Жадно пьешь красное вино из высокого бокала. Оно приятно и прибавляет аппетит. Ресторан дорогой – еду принесут только