Когда печальная ностальгия

      становится гостьей моих ночей,

      я вспоминаю Деву Марию,

      и понимаю, что ты ничей.

      Я плачу по молодости уснувшей

      и по ошибкам в смешной судьбе.

      Тарелка мыслей моих протухших

      стоит, забытая на столе.

      Мой милый, нежный, такой далёкий,

      какие нити прошлого вплёл?

      Зачем? Зачем оказался жестоким?

      Зачем ты скомкал тот разговор?..

      Зима пришла в наш город незаметно,

      укутав в тёплый саван тень земли.

      Опавшая листва дрожит по лету,

      а снег стирает прошлого следы.

      И воздух наполняется прохладой,

      вдыхая новые надежды в путь.

      Спасительное бьётся «значит надо»,

      иначе раскрывая ту же суть.

      Такие тонкие грани.

      На ножках хрустальных

      стол стеклянный.

      На паркете тёплом

      острые стёкла,

      следы крови.

      Белыми тканями

      пространство впечатано.

      Острая крошка кашицей чавкает…

      Стон стих.

      Темнота бережно накрыла одеялом.

      Вычеркните!

      Из списка живых вычеркните!

      Пятна памяти выскребите!

      Руки грязные вымойте!

      Под покровом ночи вынесите!..

      И забудьте…

      Одинокими выстрелами

      вылетают мысли,

      сливаясь в дробь,

      выпуская кровь,

      заливая пол.

      Остывает ствол.

      Вниз перчатки —

      никто не узнает, чьи отпечатки.

      Открытка на память

      на месте оставлена.

      Кривым почерком,

      торопливой строчкою

      синими чернилами

      надпись: «Я любила».

      Розовый дым столбом

      плотной пеленой облака укутывает,

      нити одиночества, чёрным напророченного,

      не спеша запутывает.

      «Муравьи» в домах из кирпича

      злобой заболоченной кишат,

      грустью закрывают место, что осталось

      от души, затравленно молчат.

      И глаза под накипью забот,

      правдой жизни, скомканной обиды

      превращают всё лицо в змеиный рот,

      где раздвоенный язык – зрачки.

      Пушинками