Природы праздный соглядатай,

      Люблю, забывши всё кругом,

      Следить за ласточкой стрельчатой

      Над вечереющим прудом.

      Вот понеслась и зачертила —

      И страшно, чтобы гладь стекла

      Стихией чуждой не схватила

      Молниевидного крыла.

      И снова то же дерзновенье

      И та же темная струя, —

      Не таково ли вдохновенье

      И человеческого я?

      Не так ли я, сосуд скудельный,

      Дерзаю на запретный путь,

      Стихии чуждой, запредельной,

      Стремясь хоть каплю зачерпнуть?

      Как грустны сумрачные дни

      Беззвучной осени и хладной!

      Какой истомой безотрадной

      К нам в душу просятся они!

      Но есть и дни, когда в крови

      Золотолиственных уборов

      Горящих осень ищет взоров

      И знойных прихотей любви.

      Молчит стыдливая печаль,

      Лишь вызывающее слышно,

      И, замирающей так пышно,

      Ей ничего уже не жаль.

      Учись у них – у дуба, у березы.

      Кругом зима. Жестокая пора!

      Напрасные на них застыли слезы,

      И треснула, сжимаяся, кора.

      Всё злей метель и с каждою минутой

      Сердито рвет последние листы,

      И за сердце хватает холод лютый;

      Они стоят, молчат; молчи и ты!

      Но верь весне. Ее промчится гений,

      Опять теплом и жизнию дыша.

      Для ясных дней, для новых откровений

      Переболит скорбящая душа.

      Солнце садится, и ветер утихнул летучий,

      Нет и следа тех огнями пронизанных туч;

      Вот на окраине дрогнул живой и нежгучий,

      Всю эту степь озаривший и гаснущий луч.

      Солнца уж нет, нет и дня неустанных

      стремлений,

      Только закат будет долго чуть зримо гореть;

      О, если б небо судило без тяжких томлений

      Так же и мне, оглянувшись на жизнь, умереть!

      Еще одно забывчивое слово,

      Еще один случайный полувздох —

      И тосковать я сердцем стану снова,

      И буду я опять у этих ног.

      Душа дрожит, готова вспыхнуть чище,

      Хотя давно угас весенний день

      И при луне на жизненном кладбище

      Страшна и ночь, и собственная тень.

      Кровию сердца пишу я к тебе эти строки,

      Видно, разлуки обоим несносны уроки,

      Видно, больному напрасно к свободе

      стремиться,

      Видно, к давно прожитому нельзя воротиться,

      Видно, во всем, что питало горячку недуга,

      Легче и слаще вблизи упрекать нам друг друга.

      Дул север. Плакала трава

      И