Новое платье Леони. Катрин Панколь
Читать онлайн книгу.
рукава свитера и завернулась в него, как в плед.
– В школе я вижу, что я не такой, как все. Почему мне нельзя говорить о папе? Почему он тайком приходит, чтобы повидаться с нами? Почему Рэй – мой дедушка, а я никогда с ним не вижусь? И еще такая вещь: почему все его боятся? Ты в первую очередь.
Она не сразу ответила. Должно быть, это было нелегкое решение.
– И чем тебе это поможет, если я скажу правду?
– Я пойму, что ты больше не считаешь меня младенцем. Для меня это важно.
Она улыбнулась сквозь слезы. Она не могла понять, откуда взялись эти слезы. Видимо, из старого слезохранилища, все эти невыплаканные слезы прошлого, которые она не успела пролить, или слезы любви, которую она несла в себе и которая переполняла ее.
– Я попробую, – вздохнула Стелла, – но я не обещаю, что так будет получаться все время.
Ему захотелось прижаться к ней, чтобы поблагодарить ее. Но он сдержался. Он хотел стать мужчиной. А мужчина не должен прижиматься к мамочке.
Тем не менее в тот вечер он победил. И все благодаря Джимми Гану. Это Джимми Ган научил его не говорить «да» направо и налево, чтобы сделать приятное. Маме, отцу, Жоржу, Сюзон.
И тогда, чтобы показать, что благодарен ей за искренность, он честно признался, что переборщил с тертым сыром в ракушках, что действительно эти толстые комки грюйера трудно прожевать.
Он зажег лампу у изголовья и лег между лампой и белой стеной. Этот маленький ночник Стелла купила в «Икее». Взяла сразу два. Один ему, один в его комнату у Жоржа и Сюзон, когда он приходит к ним спать, чтобы он чувствовал себя как дома. Стелла не забывает о таких вещах, его трогают такие маленькие знаки внимания с ее стороны. К тому же лампа и правда красивая, с круглым бирюзового цвета абажуром, на гибкой металлической подставке вроде шланга от душа. То есть ее можно вертеть во все стороны и направлять свет куда тебе угодно. С помощью этой лампочки он научился показывать китайский театр теней. Отец показал ему несколько фигур: собака, утка, верблюд, летучая мышь, улитка, птица. Он тренировался показывать их, и вот как-то вечером, встав, чтобы поднять карандаш, он прошел сквозь луч света и познакомился с Джимми.
Такой же мальчик, как он, только гораздо больше, он отражался на белой стене, как тень из китайского театра. С теми же непокорными вихрами на макушке и маленьким вздернутым носом.
– Эге-гей, – сказал он, – тебя как зовут?
Джимми назвал свое имя. Или, скорее, это Том подобрал ему имя. И поскольку мальчик на белой стене выглядел дерзким и непокорным, он объявил: «Ган[3]. Джимми Ган, который стреляет быстрее своей тени».
И они начали разговаривать.
Том, конечно, знал, что это он разговаривает сам с собой, но в какой-то момент об этом забыл, и Джимми Ган начал существовать на самом деле. После разговора с Джимми ему становилось легче. Он нашел друга. Лучшего друга. Он мог рассказать ему про отца, про его проходы взад-вперед через тоннель, про Медка, про карабин Жоржа, про Леони и про этого негодяя Рэя. Он рассказал Джимми, как лазил к нему в дом, чтобы найти Половинку Черешенки под раковиной в кухне,
Gun – по-английски «пистолет».