Шкура литературы. Книги двух тысячелетий. Игорь Клех
Читать онлайн книгу.
и законодателей литературной моды, а для народа.
Любопытно отношение к Лафонтену нашего Пушкина, выросшего на французской литературе и без всякого пиетета звавшего баснописца Ванюшей Лафонтеном. Пушкин не очень жаловал басенный жанр. Куда более ему пришлись по вкусу фривольные «декамероновские» истории того же Лафонтена, которыми тот грешил до избрания в академики (пушкинские «Граф Нулин» и «Домик в Коломне» тому порукой). И уж во всяком случае гораздо выше басен Лафонтена поэт ставил басни Крылова, в которых ценил сугубо русское «какое-то веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться». Тем не менее в молодые годы на Пушкина произвели огромное интеллектуальное впечатление лафонтеновские басни «Раздор [ «Ссора»]», «Любовь и Безумие», «Дуб и Тростник [в переложении Крылова «Дуб и Трость»]», о чем свидетельствуют его стихи не только лицейского, но и ссыльного периода («Аквилон», 1824).
Надо сказать, что сам Лафонтен считал «Дуб и Тростник» своей лучшей басней. Даже в нерифмованном переводе Гаспарова она производит сильнейшее впечатление. Вот как передана гибель Дуба:
«…С края горизонта в ярости налетает самый грозный из детей севера, каких он только взрастил в своих чреслах. Дерево держится прямо; тростник гнется. Ветер крепчает и ему удается вырвать с корнем того, чья голова почти касалась неба, а ноги почти упирались в царство мертвых».
А вот речь Тростника:
«Ветры не так мне страшны, как вам: я сгибаюсь и потому не сломлен. Вы же до сей поры выдерживали их яростный напор, не сгибаясь».
Неизвестно, чего здесь больше, пересказа басни Эзопа или переклички с Блезом Паскалем (который был на два года моложе Лафонтена и не дожил до сорока), его знаменитым определением сущности, достоинства и участи человека на земле: «Мыслящий тростник».
Как здравомысленно-лиричный Лафонтен являлся ренегатом директивного французского классицизма, так ренегатом прямолинейного русского классицизма стал насмешливо-мудрый Крылов. А иначе, если прибегнуть к басенному сравнению, остались бы они оба Гусеницами и Личинками.
Жизненный и творческий путь Крылова напоминает мертвую петлю.
Родился в 1769 году в семье нищего армейского прапорщика, предположительно в Москве. Оказавшись в четырехлетнем возрасте в Оренбурге, был до смерти напуган «русским бунтом, бессмысленным и беспощадным», когда Пугачев в ярости, по свидетельству Пушкина, клялся повесить Крылова и всю его семью. Затем злая бедность в Твери с матерью, где семья потеряла кормильца и малолетний Крылов стал сиротой. Недорослем он отправился на завоевание Северной столицы и уже к двадцати годам на диво преуспел в этом. В свои молодые годы Крылов делал то же, что другие: как Фонвизин, писал комедии; подобно первому русскому диссиденту Новикову, завел персональный сатирический журнал (вроде современных блогов); как Сумароков, сочинил несколько басен, о которых впоследствии