Бавыкинский дневник. Воспоминания двадцатого века. Мария Кротова
Читать онлайн книгу.
ещё «давали» по норме.
Помню, как в 1944 году Ганя приехал с фронта, а я принесла в судочках обед УДП из столовых. Ганя посмотрел в судок со щами, где плавал какой-то силос, и молча выплеснул его в унитаз. Потом нарезал сала в сковороду, поджарил, выложил туда банку американской тушенки, и мы пообедали «сало с салом».
Сколько же мне пришлось стоять в очередях! Всегда у нас чего-нибудь не хватало. Я ещё помню, как в очереди вели длиннейшие списки, устраивали переклички, а номера писали на ладони или на тыльной стороне руке чернильным карандашом. В 1944 году я стояла в очереди на Петровке, номер на руке был трёхзначным. Достались мне (о, счастье!) две эмалированные кастрюльки, литровые. Одну из них я подарила учительнице Марии Андреевне Гаевской. Она жила недалеко от нас, на Плющихе, напротив военной академии им. Фрунзе. Пустую кастрюльку нести было неудобно. Я сварила сладкую молочную рисовую кашу, завернула кастрюльку в шерстяной плед и донесла кашу горячей. Съели мы её вместе. Эта кастрюлька и сейчас у неё есть.
Сороковая школа
3.12.82
Получила письма от Саши, от Марика, от Иры. Сколько удовольствия я получила от этих писем. Сашок пишет красиво, аккуратно, почти без ошибок. А Марик развивается прямо на глазах. Странно, что не пишет Витя. Вероятно, что-нибудь у него случилось неприятное. Когда нет долго известий, всегда кажется, что случилось что-то неприятное. И почти всегда правильно.
Сегодня первый холодный день (-15 градусов), а снега нет. Весь день сидела дома. Починила сумку (одну из трёх, привезённых Витюшкой). Проводила «культработу»: шахматы, домино, кроссворды, слушали радио.
Ганя надел первый раз новые валенки. Он сильно мёрзнет, даже дома.
В школе №40 я всегда вела общественную работу. Была членом комсомольского бюро районной учительской организации – синекура. Два раза в месяц заседали, что-то обсуждали… только время тратили. Потом была и секретарём бюро. Выбрали членом ревизионной комиссии РК ВЛКСМ, но ни разу не собирали эту комиссию, зато была красная книжечка – зачем, не знаю!
Потом приняли меня в кандидаты партии, и я целый год занималась в кандидатской школе, где нас учила программе и уставу старая (по возрасту и стажу в партии) большевичка Глафира Ивановна Окулова. Я относилась ко всему очень серьёзно. В районе меня считали хорошей пионервожатой. Я старалась выполнять все ЦУ (ценные указания), которыми нас накачивали. Правда, многое мне не нравилось, многое было формальным, да всё и невозможно было сделать.
В школе ко мне относились вроде бы неплохо, но сейчас, вспоминая и обдумывая те годы, я поняла, что многим учителям я была как бельмо на глазу и они меня терпеть не могли. За что? Я была очень «заводная», придумывала всякие утренники, сборы дружины, соревнования, и классные руководители поневоле должны были со своими отрядами работать сверх нормированного времени: репетировать, готовить костюмы, разучивать песни и т. п. Одни