Радуга на сердце. Елена Пильгун
Читать онлайн книгу.
А чего ты хотел от саламандры? Тишины? Покоя? Милой улыбки?.. Санька стиснул зубы, прижимая к сердцу портрет дочери. Я знаю, что каждый из нас ничем друг другу не обязан. Я лишь уточню детали и уйду.
– Присядь, Алекс, – негромко произнес Анискин, приглашающе махнул рукой и виновато отвел взгляд. – Я объясню все.
Алекс. Так меня зовешь только ты, господин меценат. Ну да ладно, я давно это тебе разрешил, еще в «Гранд-Экспрессе». Санька рухнул на стул с противоположной стороны дубового стола, за которым сидел Анискин. Ярость медленно уступала место интересу. Таким Валько своего «куратора» не видел еще ни разу – весь какой-то затюканный, дерганый.
– Я хочу, чтобы ты понял одно, – начал Анискин, – я человек подневольный. Галерея уже давно существует не на мои средства, а на деньги спонсоров и самих художников.
Горький смех сорвался с его губ.
– Художники… От слова «худо», Алекс. Я уж и так отбираю, что приличней. Но за каждое место на стене приходится платить. Они платят мне, я плачу арендодателю… Я ни разу не взял с тебя ни копейки за выставление твоих картин. Я считал и считаю, что они достойны зрителя без деловых дрязг. Но пару недель назад ко мне пришел этот самый Развильский, – Анискин задумчиво покрутил в руках золотую перьевую ручку, – с десятком таких вот… э-э-э… полотен. И предложил идти в ногу со временем, искусство, мол, должно воздействовать на все чувства разом… Техническую часть в организации музыкального сопровождения он взял на себя, оставив на столе чек с астрономической суммой.
Санька тяжело вздохнул. А я, наивный, еще верил, что хоть здесь не все определяют деньги… Пора выныривать в реальность.
– Этот Развильский… – протянул Санька, потихоньку отпуская сжатую внутри пружину. – Что он из себя представляет?
– Богатей с Марса, – Анискин мотнул головой. – Бизнес у него там или что… Не знаю. Если ты как о художнике… Знаешь, что такое синестезия? Нет? Она встречается очень редко. Такие люди ощущают мир не так, как мы. Развильский, например, видит то, что слышит. Песню включил – и все, картина готова.
– Круто, – усмехнулся Санька. – Что только с людьми не случается от избытка денег… Ладно. А где моя картина? Почему ты снял именно мою, я уже понял. Не проплачена.
Анискин посмотрел Саньке в глаза. Тот мог поклясться, что под веками мецената неумолимо поднимается девятый вал такой боли, какую может испытывать только человек с художественным вкусом, когда он вынужден отвешивать реверансы бездарности.
– Я не имел права повесить ее здесь, в кабинете, – глухо проговорил Анискин. – Это против правил. Поэтому она в самом людном месте галереи.
Санька задумался. Самое людное… Так, на лестнице я ее не видел. У буфета как чей-то парусник висел, так и висит. Где еще? Саньку накрыло истерическим смехом. Он чуть ли не сполз с антикварного стула на не менее антикварный персидский ковер.
– Только не говори… что она… в туалете… висит… – выдавил из себя Санька