Он зачастил на старое городское кладбище, где имел обыкновенье сидеть с мольбертом его новый приятель Рудик. Рудика прельщала панорама: весь город был отсюда виден как на блюде. Ещё он уверял, что старая кладбищенская часовня в былые времена была местом собраний секты неумывайцев, считавших, вслед за евангельским текстом, умывание фарисейским обычаем, отвергнутым Христом и апостолами.

      Неся подобную галиматью, Рудик делал быстрые зарисовки, и Евгений радовался как ребёнок каждому найденному им ракурсу.

      «Как смешно, – думал Ши, – я ничего этого не видел, а ведь мне казалось, что я знаю абсолютно всё. А может быть, сам город изменился?» – проходя по улицам, он теперь не находил многих знакомых мест.

      Рудик говорил, что надо спешить, потому что краевед Бесштанов добивается разрешения на снос всего старого города, чтобы раскопать древний Владимир. И Евгений смешно пугался: «Зачем?»

      Город казался ему мандалой, где каждая линия имеет свой глубокий смысл и значение. Он даже начинал думать, что этот город и есть цель его исканий, икона невидимого Града, миросозидающего эйдоса. Его отблески являлись ему на рудиковых зарисовках, и сам художник виделся ему великим святым, кальбом наших дней, в то время как сам он лишь безнадёжно стоит на пороге.

      Наверное, в этот Град можно войти, стоит лишь отыскать в лабиринте города нить, ведущую к его сердцу.

      Но это сделает уже кто-нибудь другой.

      На древнем надгробии он нашёл изображения коня, тигра, дракона и черепахи. Четыре хранителя словно сошлись на совет. И он улыбнулся им, признав старых знакомых: голубоглазый конь, древний одноглазый дракон, синяя черепаха, страшно похожая на мать его квартирной хозяйки, до боли знакомый тигр…

      Две чёрные бесстрастные одинаковые фигуры ждали его возле заброшенной часовни. И он подумал: не здесь…