Белые туманы

      Поразвесил месяц,

      В январе так странны

      Города и веси.

      Странно незнакомы,

      Странно одиноки

      В тонком монохроме

      Церкви и дороги.

      В грустном монохроме

      Гордые столицы,

      И зима грозится

      Дольше века длиться.

      Жёлтый свет фонарный

      Лица освещает,

      Чей-то взгляд печальный

      Средь реклам мерцает.

      Что мне в этом взгляде,

      Тихом и смиренном?

      В простеньком наряде

      В поступи неверной?

      Это, видно, память

      Холода и стужи

      Просится незваной

      На нехитрый ужин.

      Стокгольм. Окраина. Сосна. Сырые мхи.

      Изрезанный ландшафт изысканной столицы,

      Где лес и город равновелики́,

      Где Рождество весь год готово длится.

      К Трём Кронам доберусь, прорезав лабиринт

      Озёр – прозрачных слёз, и удивлюсь привычно

      Венку из летних трав на станции вдали,

      И с Карлсоном опять поговорю о личном.

      Февраль-то уходит, уходит!

      Осталось нам мелочь одна:

      Пять дней, и зима на исходе,

      Синоптики знают – весна.

      И значит, поднимет подснежник,

      Как руки, свои лепестки

      Все к небу и к солнцу – так нежно,

      Как дети в объятиях – легки.

      Но кто-то невидимый, дерзкий

      В порыве холодной молвы

      Сорвёт дуновением резким

      Беретик с её головы.

      И та, с февралем не враждуя,

      Покорно подставит лицо;

      Подумает – для поцелуя,

      Но нет – для тяжёлых оков.

      Уходит, упрёком последним

      Своих неудавшихся зим,

      Ненужной простудой весенней

      Напомнив, что все ещё чтим.

      Четыреста зимних сквозных километров

      На север, где скалы испытаны ветром,

      Туда, где мосты вырастают в тумане.

      Нет нас – только фары в дорожном дурмане.

      Нет нас, только магия вечной дороги,

      Над нами витают дорожные боги;

      И только глаза в изумлении детском

      Сияют, да быстро колотится сердце.

      Мы все – ожиданье, и все – нетерпенье,

      Здесь нет окончанья, есть только движенье,

      И тень, что так резво бежит перед нами,

      Вот-вот обернётся лосями, волками.

      Здесь чудо под каждой еловою веткой,

      И радость открытия, как птица из клетки,

      Летит, и бездумное счастье возможно

      Без всяких причин, без конца – непреложно.

      Цветы в снегу. Волнуется