Мне снятся мёртвые друзья,

      Их новые стихи,

      Но строк оттуда взять нельзя

      С собою никаких.

      Сюжеты помню снов своих,

      И все детали быта,

      И даже почерк строк чужих,

      Вот только текст – размыто.

      Рассеяно весь день брожу

      И близких раздражаю:

      Зачем я с мёртвыми дружу,

      Зачем припоминаю?

      Как знать, быть может, завтра сам

      Пойду к друзьям по лугу

      И, наконец, останусь там —

      Читать стихи по кругу.

      Оранжевый шар. Эхо хрущёвок.

      Сломан шорох ногой.

      В ладонях Бога между двух створок

      Раковины. Изгой.

      Неподалёку собака завоет.

      Три часа ночи. Двор.

      Один на один с ледяным покоем,

      Отдан ему на спор.

      Лакомый лоскут услад любовных,

      Горящий радугой клад,

      Фантазий зубастых, нагих, огромных,

      Внутри гремящих цикад.

      Оранжевый шар тонконогих сплетен,

      Томный гетеродин.

      Когда выходишь на встречу с этим —

      Всегда один на один.

      Мы плачем – чтобы нас утешить

      не сыщешь средства,

      и мы ещё не понимаем,

      что это – детство.

      Никто не любит, всё надоело,

      Жизнь затянулась.

      И мы ещё не понимаем,

      Что это – юность.

      Игрушки дарим нашим детям,

      Самим хотелось…

      И мы ещё не понимаем,

      Что это – зрелость.

      Всё наполняется значеньем,

      Любая малость,

      И мы ещё не понимаем,

      Что это – старость.

      И мы хотим назад вернуться,

      скребём руками.

      И мы ещё не понимаем:

      над нами – камень.

      Возможно, что наше зренье

      Меняет для нас местами

      Не только вектор пространства,

      Но свет меняет на тьму.

      И свет этот нам не виден,

      Скользит между нас тенями,

      А мы, как звезды галактик,

      Притягиваемся к нему.

      Мы двигаемся в тоннелях,

      Тоннели властны над нами,

      А кажется, что «на воздух»

      Решили на выходных,

      Но Бог – это просто мальчик,

      Играющий