«Стой, путник! стой! – вещал певец веков минувших: —

      Здесь пали храбрые, почти их бранный прах!

      Почти геройства чад, могилы сном уснувших!»

      Пришлец главой поник – и, мнилось, на холмах

      Восставший ряд теней главы окровавленны

      С улыбкой гордою на странника склонял.

      «Чей гроб я вижу там?» – вещал иноплеменный

      И барду посохом на берег указал.

      Колчан и шлем стальной, к утесу пригвожденный,

      Бросали тусклый луч, луною озлатясь.

      «Увы! здесь пал Осгар! – рек старец вдохновенный, —

      О! рано юноше настал последний час!

      Но он искал его: я зрел, как в ратном строе

      Он первыя стрелы с весельем ожидал

      И рвался из рядов, и пал в кипящем бое:

      Покойся, юноша! ты в брани славной пал.

      Во цвете нежных лет любил Осгар Мальвину,

      Не раз он в радости с подругою встречал

      Вечерний свет луны, скользящий на долину,

      И тень, упадшую с приморских грозных скал.

      Казалось, их сердца друг к другу пламенели;

      Одной, одной Осгар Мальвиною дышал;

      Но быстро дни любви и счастья пролетели,

      И вечер горести для юноши настал.

      Однажды, в темну ночь зимы порой унылой,

      Осгар стучится в дверь красавицы младой

      И шепчет: «Юный друг! не медли, здесь твой милый!»

      Но тихо в хижине. Вновь робкою рукой

      Стучит и слушает: лишь ветры с свистом веют.

      «Ужели спишь теперь, Мальвина? – мгла вокруг,

      Валится снег, власы в тумане леденеют.

      Услышь, услышь меня, Мальвина, милый друг!»

      Он в третий раз стучит, со скрыпом дверь шатнулась.

      Он входит с трепетом. Несчастный! что ж узрел?

      Темнеет взор его, Мальвина содрогнулась,

      Он зрит – в объятиях изменницы Звигнел!

      И ярость дикая во взорах закипела:

      Немеет и дрожит любовник молодой.

      Он грозный меч извлек, и нет уже Звигнела,

      И бледный дух его сокрылся в тьме ночной!

      Мальвина обняла несчастного колена,

      Но взоры отвратив: «Живи! – вещал Осгар, —

      Живи, уж я не твой, презренна мной измена,

      Забуду, потушу к неверной страсти жар».

      И тихо за порог выходит он в молчанье,

      Окован мрачною, безмолвною тоской —

      Исчезло сладкое навек очарованье!

      Он в мире одинок, уж нет души родной.

      Я видел юношу: поникнув головою,

      Мальвины имя он в отчаяньи шептал;

      Как сумрак, дремлющий над бездною морскою,

      На сердце горестном унынья мрак лежал.

      На друга детских лет взглянул он торопливо;

      Уже недвижный взор друзей не узнавал;

      От пиршеств удален, в пустыне молчаливой

      Он одиночеством печаль свою питал.

      И длинный