Сколько раз душа была готова вознестись к небесам, уверовав в непритворность и благородное прямодушие этого странного человека, столько же поднаторелый разум удерживал сии безрассудные порывы, призывая держать ухо востро, ибо каждый ложный шаг рассудка, каждое движение души пришлось бы оплачивать телу, попранному пятой мнимого благодетеля.

      Став случайно свидетелем того, как Гарсиласо умел избавляться от неугодных, Мадлен приготовилась незримо ускользнуть из табора. Но вожак быстро предугадал будущий шаг пленницы и тотчас приставил двух цыган к ее фургону. Мадлен могла наблюдать через узкую щель меж двумя полами холщевой занавеси, как те зорко наблюдали за ней: и в дороге, следуя верхом, и во время стоянки, укладываясь спать прямо под колеса. Ни днем, ни ночью она не покидала воза без присутствия соглядатаев. Они скользили за ее спиной, будто тени, и тотчас хватались за ножи, едва девушка выказывала намерение дать деру. Не оставалось ничего иного, кроме как ждать случая.

      С приходом сентября ночи сделались холодными, дни дождливыми, пасмурными. Частыми стали туманы, которые несли с собой неуютную сырость. Все трудней было подбирать место для ночлега. Поначалу раскидистые ясени и буки едва тронутые кистью наступающей осени служили более-менее сносными укрытиями ночного костра от дождей. Но когда дули холодные порывистые ветра, а небо не имело проблеска и роняло на землю немыслимые потоки, приходилось сооружать некое подобие огромного навеса: натягивали меж деревьев тент, умело сшитый из обрывков одежды и старых одеял цыганскими рукодельницами.

      Долгую неделю Мадлен провела настороже, позволяя себе спать не более пары часов в сутки. Ожидание измучило ее, лишив надежды и вновь нагнав отчаяние. Все чаще она помышляла о смерти, перебирая в уме убогий набор средств.

      Из состояния глубокого уныния ее вывел внезапный шум: резкие голоса, оклики, конский топот, раздавшиеся на склоне восьмого дня. Неясно, ликование ли? Или цыгане вновь затеяли драку из-за раздела краденного? А быть может, им кто-то повстречался по дороге… Но конский топот и крики не прекращались до тех пор, пока фургон Мадлен, кряхтя, не встал. Послышался грозный голос Гарсиласо, и восстановилось молчание, прерываемое лишь звучным лошадиным фырканьем и тихим перешептыванием.

      Мадлен поспешила выглянуть наружу. Изумленное «ах!» застыло на ее губах – цыганский обоз сделал остановку средь случайно попавшегося им