И дни прошли после беседы с ним.

      И счастье стало вожаком моим.

      Вновь навестил я пира моего

      И вижу рукопись в руках его.

      Он оказал мне честь, велел мне сесть,

      Дал мне свой «Дар», как радостную весть.

      Сказал: «Возьми, за трудность не сочти,

      Сначала до конца мой труд прочти!»

      А я – я душу сам ему принес,

      Взял в руки «Дар», не отирая слез.

      «Дар чистых сердцем» – тут же прочитал,[9]

      Как будто чистый жемчуг подбирал.

      То – третий был дастан; хоть меньше в нем

      Стихов, но больше пользы мы найдем.

      В нем скрыто содержанье первых двух,

      Но есть в нем все, чтоб радовался дух.

      И, потрясенный, сердце я раскрыл,

      Его творенье в сердце поместил.

      И, завершив прочтенье песни сей,

      Желанье ощутил в душе своей,

      Желанье вслед великим трем идти —

      Хоть шага три пройти по их пути.

      Решил: писали на фарси они,

      А ты на тюркском языке начни!

      Хоть на фарси их подвиг был велик,

      Но пусть и тюркский славится язык.

      Пусть первым двум хвалой века гремят,

      Но тюрки и меня благословят.

      Коль сути первых двух мне свет открыт,

      То будет третий мне и вождь и щит.

      Когда я к цели бодро устремлюсь,

      Когда с надеждой за калам возьмусь,

      Я верю – мне поможет Низами,

      Меня Хосров поддержит и Джами.

      Тогда смелее к цели, Навои!

      И пусть молчат хулители твои.

      Порой бедняк, к эмиру взятый в дом,

      Эмиром сам становится потом.

      Ведь мускус родствен коже; а рубин

      Из горных добыт каменных глубин.

      Сад четырех стихий – усладный хмель;

      Ограда сада – бедная скудель.

      Отрадны пламя, воздух и вода,

      Земля же – их основа навсегда.

      Красив цветочный дорогой базар,

      Но рядом есть и дровяной базар,

      Пусть у тебя одежд атласных тьма,

      Но ведь нужна для дома и кошма.

      В цене высокой жемчуг южных вод,

      Солому же один янтарь влечет.

      Царь выпьет чистый сок лозы златой,

      Пьянчужка рэнд потом допьет отстой.[10]

      Я псом себя смиренным ощутил —

      И вслед великим двинуться решил.

      Куда б ни шли, и в степь небытия,

      Везде, как тень, пойду за ними я.

      Пусть в подземелье скроются глухом,

      За ними я пойду – их верным псом.