Thy bosom is endeared with all hearts,

      Which I by lacking have supposed dead,

      And there reigns Love, and all Love's loving parts,

      And all those friends which I thought buried.

      How many a holy and obsequious tear

      Hath dear religious love stol'n from mine eye,

      As interest of the dead, which now appear

      But things removed that hidden in thee lie!

      Thou art the grave where buried love doth live,

      Hung with the trophies of my lovers gone,

      Who all their parts of me to thee did give;

      That due of many now is thine alone:

         Their images I loved I view in thee,

         And thou – all they – hast all the all of me.

      Твоя прияла грудь все мертвые сердца;

      Их в жизни этой нет, я мертвыми их мнил;

      И у тебя в груди любви их нет конца,

      В ней все мои друзья, которых схоронил.

      Надгробных пролил я близ мертвых много слез,

      Перед гробами их как дань любви живой!

      Благоговейно им, умершим, в дань принес;

      Они теперь в тебе, они живут с тобой.

      И смотришь ты теперь могилою живой,

      На ней и блеск, и свет скончавшихся друзей,

      Я передал их всех душе твоей одной,

      Что многим я давал, то отдал только ей.

      Их лики милые в себе объедини,

      Имеешь также ты своим –  всего меня!

      Мой друг, в твоей груди сердца те обитают,

      Что – думал я – в стране теней уже витают;

      Царят же в ней любовь с утехами ея

      И для меня давно погибшие друзья.

      Как много слез любовь коварно похитила

      Из глаз моих как дань погибнувшим друзьям,

      Тогда как ты их всех в себе самой укрыла –

      И вот до этих пор лежат они все там!

      Могила ты, где страсть живет, как под землею,

      Украшенная вдруг трофеями друзей,

      Отдавшими тебе все данное им мною –

      И вот принадлежит все вновь тебе, моей.

      Ты образами их в глазах моих светлеешь

      И через них теперь всего меня имеешь.

      В твоей груди вместились все сердца,

      Которых я, лишась, считал тенями:

      И там царит вся нежность без конца,

      Что схоронил я с прежними друзьями.

      Как много слез и стонов к небесам

      Благоговейной дружбою пролито

      Над гробом их! Но вижу – нет их там:

      Они в тебе покоются, сокрыты.

      Ты – усыпальница любви живой

      С трофеями любви похороненной

      Былых друзей. Они слились с тобой

      В хранилище любви объединенной!

         Их образы в твоем лице нося,

         Ты с ними мне отныне все и вся.

      If thou survive my well-contented day,

      When that churl Death my bones with dust shall

      cover,

      And shalt by fortune once more re-survey

      These poor rude lines of thy deceased lover,

      Compare them with the bettering of the time,

      And though they be outstripp'd by every pen,

      Reserve them for my love, not for their rhyme,

      Exceeded by the height of happier men.

      O, then vouchsafe me but this loving thought:

      'Had my friend's Muse grown with this growing age,

      A dearer birth than this his love had brought,

      To march in ranks of better equipage:

         But since he died and poets better prove,

         Theirs for their style I'll read, his for his love'.

      Когда в блаженный час от жизни отойду,

      И ты переживешь меня и невзначай

      Прочтешь мои