13

      Некогда на земле был рай, мир странный. Там всё – «добро зелó», растолковывал Бог. Настолько превосходил рай наше, что сам Таити либо другой «земной рай» с тем подлинным не сравнится. То, что там было, трудно представить, столь необычно. Всяк из нас, угодив туда, не усмотрит знакомого; например, дня и ночи; там, совпадая, день и ночь составляли иное, превосходящее наше зрение. Птицы пели там слаще лир, но наш слух ничего бы не слышал. Жизнь и смерть совпадали там, потому-то ни первая, ни вторая не походили на здешние жизнь и смерть. Круг там был пирамидой, горы и выси были долины; море там было также и сушью, суша годна была как для рыб, так для трав морских, впрочем, также слонов; а те были там всем – и вишней, коя имела тысячи сущностей, содержа в себе и являя качества нефти, розы, коралла, утки, улитки. Вишня была – не будучи. Коль была она в произвольный миг розой или улыбками, как считать её вишней? Там всё случалось, то есть, из всякого.

      Странен рай!

      Там сто миль умещались в вершок; шаг там длился парсеки. В точке, в единой, там было всё, – обратно, там всё из точек. Солнце там можно было потрогать, хоть оно огненно. Рай был цикл превращений, строивших чуда. Там глупо молвить: стой, миг, ты дивен! – нет, новый миг был краше. Воспринимающий исполнялся там чувством в каждом мгновении, а не ведал двух-трёх отрадных чувств за весь век свой, как у нас принято. Жизнь была там и смертью, но и бессмертием. Правил не было, ведь закон – это что повторяется, а поскольку в раю свобода, нормам там невозможно быть, и они, раз в раю всё имелось, были престранные: дважды два там порой было три, чаще – семь либо пять биллионов, а временами просто горохом. Правило исключённого третьего (верно А иль не-А) означало там, что не-А одновременно было Г, также будучи