Ну, голос-то у меня, положим, немного сорвался. Но только в самом конце фразы. В целом же, никакого сравнения – меж тем, что было ещё минут десять назад, и тем, что у меня вышло теперь.

      – Скажите ещё что-нибудь, Савва Иванович! – воскликнул Василий.

      – Здесь надо не что-нибудь, Васенька, – возразил я, – а только то, что поможет мне загладить вину перед сестрой моей.

      И сызнова, за вычетом небольшого сбоя посреди фразы, я произнёс оную достаточно полновесно.

      – Вот обормоты чёртовы! – в сердцах молвила Валентина, прислонив веник к буфету. – В чужой дом ворвались и устроили разгром и свинарник! А убирать за вами кто будет? Хоть бы дитя постеснялись! – присовокупила она, завидев сучащий ногами приплод.

      – Мы, мы всё уберём, Валентина Ивановна! – заверили гневную пришелицу Тамара и Таня. – Всё вымоем, вычистим, как будто ничего и не было.

      – Вычистят они, как же! – проворчала сестра моя.

      Тут на подмостки вступил вполне себе пришедший в чувство Васенька. Был он наг, фешенебелен, обаятелен до безобразия. Говорил Кладезев вкрадчиво и немного грассировал. Он приблизился к Валентине, руки протянул вперёд, будто собирался объять оную.

      – Валентина Ивановна, – глаголил Василий, – мы так любим Савву Ивановича!.. и мы так долго его не видели, что начали думать, что потеряли его навсегда, и вот вдруг – сегодняшняя встреча! Да, мы нагло вломились в ваш дом, да, мы выпили с Саввой Ивановичем, но исключительно за встречу! Ну, и немного – за наше искусство!.. Мы ведь люди искусства, как вы знаете. Не всем наше искусство нравится. Но зато другим оно нравится гораздо более всех прочих и даже важнейших искусств. Вот и нам оно нравится. И надеюсь, скоро понравится и вам, Валентина Ивановна…

      – Демагог ведь, Валя, но хорош!.. – вставил я твёрдо. – Не правда ли?

      – Демагог и есть! – отрезала та. – Ты руки-то свои от меня убери! – гаркнула сестра моя. – Я тебе не девка, чтоб меня лапать! И срам свой прикрой, наконец! Ирод!

      Но Васенька срам свой прикрывать не поспешествовал. Срам и Васенька нерасторжимы, как Тринидад и Тобаго. Васенька и срам его сочетаются в изрядном естестве и даже самочинной гармонии.

      – И если главный виночерпий наш немного очухается и припомнит его священные обязанности, – продолжил свою мантру Василий, – мы с вами выпьем, Валентина Ивановна, немного коньячку за искусство, за встречу, за знакомство и за вас с Саввой Ивановичем, а пока вы прочтите сей манускрипт