Двадцатый век Натальи Храмцовой. Геннадий Алесандрович Дёмочкин
Читать онлайн книгу.
в него и довольно часто, а иногда меня не очень тянуло туда. У нас бывали хорошие актёры, реже – хорошие актрисы. Часто ходить я стала в театр, когда там появился Матвей Шарымов (это уже конец 50-х).
Швейное ателье было одно на весь город – на Гончаровской улице.
За продуктами ходили, в основном, на рынок. Потому что в магазинах можно было кое-что купить, но так мало… Часто не было даже сахара. Идёшь по рынку, навстречу бабки. Спрашиваешь: «Сахар есть?» – «Есть. Пошли к забору». Идёшь и покупаешь у них «из под полы» сахар.
Потом сахар в магазинах появлялся, но опять ненадолго…
У людей были очень маленькие зарплаты. Не знаю, как другие, а мой папа прекрасно понимал, почему люди так скудно живут – все деньги в стране шли на армию, на вооружение. Причём, укора в адрес государства не было: он считал, что это нужно.
Меня мама никак не могла вытолкать на прогулку. Я как выучилась сама читать, так меня было не оторвать. И она меня пораньше отправляла с папой в школу. Это был лишний крюк: я его провожала до школы (где сейчас госпиталь ветеранов), а потом спускалась вниз – в свою (на месте бывшего кинотеатра «Рассвет»).
Чем папа меня развлекал. Любовь к истории – это от папы. Потому что всю дорогу я слушала, замерев, рассказы из истории – начиная с Ивана Грозного. С папой было очень интересно. Вот это ощущение, что эта мысль родилась сейчас и для тебя – это завораживало. Почему я в школе историю не любила – потому что там было всё по-другому…
Зато как мы во дворе играли в лапту! Какое было горе, когда в дворовый сортир мяч проваливался! Парней-то у нас во дворе было «кот наплакал», поэтому девчонки ещё как в лапту играли!
Начальную школу я закончила, поступила в первую. Но дальше начались войны. Пятый класс мы проучились как люди. А шестой – уже шла Финская война – нас куда-то таскали всё время (школу заняли под госпиталь).
В первой школе в гардеробе у нас стоял швейцар. И были нянечки, которые маленьким помогали одеваться (там была и начальная школа).
16 марта 1999 года. Наталья Сергеевна – А.С. Бутурлину в Москву.
(…) Вспоминаю и думаю. Всё стараюсь коротко выразить своё отношение к времени и пространству, в которых живу. Со временем всё стало ясно, когда умер Б.Ш. Окуджава. Он умер, потому что «время кончилось», – его, моё, наше. Тогда и поняла, что «чужой век живу» – с безвкусной и «выпендряжной» современной прозой (андеграунд!), плохими стихами, жуткими постановками классики в театрах, с «похабелью» нынешний эстрады.
С пространством – в любом смысле – мне всегда было трудно. Но всё-таки я и в нём нашла своё место, определив его так: «Мне хорошо в моём доме, мне бывает порой хорошо в моём городе, мне плохо в моей стране».
Ни одна карта в «колоде власти» не кажется мне козырной, ни один «король», «валет» или «дама» не сможет, по-моему, сегодня изменить ситуацию в России, а ситуация-то катастрофическая. А русский-то «народ-богоносец» хочет пайку и бутылку (…)
Бедная-бедная Маша из бывшего МВТУ, сколько десятилетий живёт в ней страх, теперь его так трудно преодолеть. До чего жаль портретов, документов, уничтоженных её мамой! Много ли у неё родных, с которыми она поддерживает связь?