Лев Аннинский о театре:

      «Белякович отчёркивает начало действия – тьмой, полной тьмой. По тьме идёт светопись. Иногда действие едва высвечивается – фигуры чуть видны призраками во мгле. Чаще они выхватываются резкими, слепящими ударами прожекторов. Иногда врубается пулеметная очередь света: фигуры актёров вспыхивают, как на киноэкране, движение дробится на фазы, оно разъято, раздроблено, нарочито искусственно. Никогда во время действия не даёт режиссёр ровного, объемного света, ровный свет у Беляковича – сигнал того, что спектакль окончен, сам же спектакль – это «рваный» свет: вспышками, фрагментами, акцентами. Ни плавности, ни мягкости: резкость, крупность, жёсткость. Искрение. Оглушающе мощный звук. Нет, это не «сопровождение» – это самостоятельная партитура, которая берет вас в плен и ведёт так же властно, как ведет свет. Декораций нет. Минимум. Самое необходимое. Никаких выгородок, да и негде. Высвечивается только самое важное. «Фоны» во тьме. Происходящее вырвано из тенёт реквизита, освобождено от вещей, как бы возогнано в ауру душ, переведено из контекста бытовых и предметных отношений в контекст эмоциональных импульсов. Здесь мелочей не рассматривают».