Впоследствии мне открылось сногсшибательное знание: на ту тропу, тянущуюся вдоль скалы, попасть можно было единственным способом – его подсказали дезертиры. Они прекрасно знали, куда идти, и целенаправленно двигались в нужном направлении. Ориентир – высокая скала, расщепленная надвое! За выступом – обширное углубление, щель в махине, и узкая тропа, тянущаяся вплотную к монолиту. Впереди кряхтели солдаты, а я вспомнил про допотопный советский фонарик в рюкзаке. Пока копался, прошло время. Тропа виляла, повторяя контур скалы, под ногами скрипела крошка – то ли сланец, то ли известняк. Стена неровная, с острыми элементами. Десять метров вдоль дороги, а потом она куда-то пропала, стены обступили, черно-бурые, в лишаях и трещинах, с острым каменным запахом (оказывается, есть такой). А потом пространство разомкнулось, открылся проход между мощными глыбами. Где-то впереди сопели солдаты, покрикивал сержант – вперед, бойцы, и не стонать, последний рывок, уйдут же, гады…

      Увлекшись беготней, мы могли проскочить широкий отворот влево, что сыграло бы на руку дезертирам. Но последние оказались глупее фазанов. И страх быть пойманными их просто уничтожал. Дробные очереди из двух автоматов – в ушах стало тесно! Я бежал с фонарем и прекрасно все видел. Стреляли слева, настолько плотно, что у бегущих шансов просто не было. Солдат споткнулся, закричав, рухнул второй, задергался, словно кукла-марионетка, пробитый сразу десятком пуль. Сержант, натасканный в учебке, выставил перед грудью автомат, словно хватался за турник, соорудил кувырок и вроде бы невредимый оказался на той стороне прохода. Рухнул на корточки у самого края.

      – Капитан, у меня граната…

      – Бросай! – Кому какое дело, откуда у сержанта граната? Потом разберемся. Изящный бросок – и кусочек металла по навесной полетел за угол. Мы сели на корточки, зажали уши. Ленька помалкивал. Булдыгин ворчал, что он невыносимо стар для всего этого дерьма…