Подворье замка встретил его шумом, сутолокой, ярким светом факелов и руганью от которой вяли уши. Колокол надрывно долбил, сигналя общий подъем, и обитатели крепости наперегонки выскакивали из своих казарм в предрассветный полумрак. Солдаты носились от здания к зданию, сбивая друг друга на ходу, поминая родню матерей, и таская тяжелые тюки с амуницией. Кто-то спешно приклепывал наконечник копья к древку ударами молотка, кто-то узловато матерясь, натягивал тугую тетиву на рога лука. И в этой суматохе, только властный голос Хрыча перебивал шум и топот, отдавая приказы. Поджарая фигура старика, величаво возвышалась над общей неразберихой и клубами пыли. Повинуясь его командам, капитаны строили ловчих в шеренги. Три дюжины людей Гримба, который казался еще больше в полном боевом облачении, встали в ряд сразу за воинами Карахада. Около двух десятков матерых бойцов составлявших отряд Ухореза были плотно увешаны множеством подсумков с метательными ножами, дымами и бомбами. Оставшихся ловичх возглавлял уже знакомый Брану раскосый юмбарец. Шу стоял, опираясь на пхалму – короткое юмбарское копье с широким, как акулий плавник, клинком. Среди них, Бран увидел и Йону. Стальные льдинки ее глаз сверкнули из-под опущенного капюшона. Бран затянул ремени форменного дублета – набивной куртке с кольчужными вставками, и оправил на груди перевязь с подсумками и висящим у бедра скальпорезом. Застегивая на бегу длинный маскировочный балахон, он встал в ряды стрелков под началом Гримба. Тот широко улыбнулся пожелтевшими от табака зубами, и приветственно хлопнув Брана по плечу. Кости жалобно зазвенели.