Два ее единственных платья. Екатерина Симонова

Читать онлайн книгу.

Два ее единственных платья - Екатерина Симонова


Скачать книгу
ть жизнь заново ощутимой, то Симонова обладает даром насыщать ощущением самые, казалось бы, безвидные моменты бытия, его «слепые зоны». Вот перед нами, например, размышления у овощного киоска, разговор с призраками о бедности, выгоде и стыде:

      На перекрестке Белинского-Щорса отличный овощной киоск:

      все немножко подешевле, и персики не такие дубовые,

      как в «Пятерочке» рядом.

      <…>

      Поднимаю глаза, понимаю – в витрине отражаюсь не я,

      а мамино платье с прилипшей тополиной пушинкой, ее руки,

                                                        внимательно,

      чуть неуверенно перебирающие овощи,

      и отцовская ранняя седина, его недовольное выражение рта:

      – Оля, какая-то фигня, а не помидоры, ну их к черту,

                                                    пойдем отсюда.

      – Витя, да что ты все время всем недоволен. Не переживай,

      сейчас разберемся.

      И я терпеливо выбираю. Набрала мешок. По 85.

      <…>

      У самого подъезда слышу тихое покашливание, оборачиваюсь:

      о, сам дед Семен Аристархович, пузико вперед,

      кепочка на затылочке! Ходит вокруг маленьким гогольком,

      а глядит виновато: «Кать, может, того? По пивку?

      Жарко же, лето, сама понимаешь».

      Останавливаюсь. Вздыхаю. Думаю: нельзя обидеть деду Сеню —

      он же умер раньше других дедушек-бабушек,

      я же его почти и не помню. Вот лис деда Сеня! <…>

      В текст тяготящейся себя повседневности, горьковатой (прогорклой?) самоиронии вторгаются совсем иные, нездешние, прошлые голоса – голоса умерших родителей, бабушек и дедушек, голоса заботливых, суетливых и навязчивых предков.

      Вообще, мир иной играет в поэтической драматургии Симоновой агрессивно-пронзительную, совершенно свою особую роль. Здесь царит культ предков, но как же странен этот культ: Симонова пишет о своих «немертвых» нежно, насмешливо, непрощающе: как будто они рядом, и прощание невозможно.

      Мало кому так удается сочетать материальное и нематериальное, сплетать их в совершенно особый узор, игру. Живые и мертвые в этих текстах сосуществуют не то чтобы мирно, но естественно, здесь соблюдаются и наблюдаются совершенно новые, не ханжеские (в отличие, от, скажем, набоковских, где со/присутствующий мир иной ужасно себя стыдился) отношения: мертвые влияют на живых, живые на мертвых, все они постоянно находятся в режиме со-беседования, со-влияния, со-переживания.

      Тут, в контексте разговора о культе предков, о присутствии в этих стихах старших, надо сказать, что с самого начала отношений с этими стихами у меня возникло странное и сильное ощущение, что передо мной невероятная, убедительная и при этом остро современная реинкарнация поэтического устройства и словаря Михаила Кузмина. Я долго думала об этом ощущении, думала, не знак ли это вторичности: потом поняла, что для меня в этом узнавании содержится еще одна причина привлекательности этих стихов: они узнаваемы и новы одновременно. То есть перед нами именно превращение, а не повторение.

      Кузминский импульс находит в поэзии Екатерины Симоновой совершенно иные сюжеты и материи. И, в частности, это связано с ощущением от новой встречи с мистиком-материалистом, которым Кузмин, конечно, был. Как и Кузмин, Симонова постоянно, всегда остро наблюдательна к миру вокруг нее, но также настроена на другие возможности: память, предчувствие, переход сквозь границы дозволенного, рационально познаваемого:

      лицо твое сквозь тусклое стекло времени:

      строгое, со сжатыми губами,

      немного засвеченное справа:

      то ли лампа фотографа,

      то ли летние блики Фонтанки,

      то ли мои глаза обманывают меня.

      облик: ускользающий.

      память: неверная.

      надежда: обманывающаяся.

      так фарфоровый каминный пастушок, разбившись,

      лишившись башмаков с бантами, головы, красных обшлагов

      на зеленом камзоле,

      продолжает прижимать руку к сердцу,

      обливаться глазурным любовным потом.

      <…>

      Большая часть этих стихов – о любви, причем главными актами этой любви являются внимание и коллекционирование: коллекционирование моментов привязанности, ее знаков, ее останков, ее нарушений и возвращений. То, как Симонова наследует поэзии Серебряного века, кажется мне крайне увлекательным: смешивая эрос и ироническую рефлексию, высокий регистр и жалкий регистр, она переносит, переводит происходившее уже более века назад на язык сегодняшний.

       2. Женский мир


Скачать книгу