***

      Над морем догорал закат. Азалия, стоя на корме «Lux in tenebris», облокотившись о высокий планшир, как всегда в вечерние часы, любовалась морем. Рядом с ней стоял рослый, крепко сложенный мужчина бандитского вида – старпом и один из приближенных Абеля – Манкальм Фицерберт, державший на руках шестилетнего мальчика – сына Абеля и Азалии. Ребенок обнимал пирата за шею и беспрестанно задавал вопросы, свойственные детям в этом возрасте. Старпом отвечал терпеливо и размеренно. Став с первых дней появления Наэля на свет нянькой, он уже привык к его непоседливости и непомерной любознательности. Наконец, устав задавать вопросы, мальчик, подражая матери, залюбовался закатом и морем. Но вдруг что-то привлекло его внимание. Пристально вглядываясь вдаль, он спросил: «Мама, что это за корабль там, далеко-далеко?» Азалия вздрогнула и, сильно побледнев, резко обернулась к Манкальму. Прочтя в ее глазах плохо скрытую тревогу, пират свободной рукой отстегнул от пояса чехол с зрительной трубой и подал его женщине. Дрожащими пальцами расчехлив прибор, Азалия долго изучала линию горизонта. Она знала, что это бесполезно, знал это и Манкальм, но ей нужно было время, чтобы успокоиться и хладнокровно, без дрожи в голосе, озвучить то, что и так уже было понятно им обоим… Случилось то, чего так боялась Азалия и чего столь же страстно жаждал ее муж – их сын проявил свой дар; Океан говорил с ним, показывая будущее, и он видел его образы, так же ясно и отчетливо, как его отец видел ложь в душах людей, а мать слышала голоса Ветров.

      Немного успокоившись, Азалия ответила сыну:

      – Наверное, это был призрак … «Летучий Голландец»…

      – Ура! Я умею видеть призраков! Я – необыкновенный! – весело и радостно засмеялся мальчуган.

      – Только пообещай мне, что никому об этом не расскажешь.

      – Почему?

      – Обычные люди не любят таких как ты… необыкновенных. Понимаешь?

      – Да… даже папе нельзя говорить?

      – Папе? – Азалия нахмурилась всего на мгновение. – Папе можно…

      Когда ребенок вприпрыжку убежал прочь – внутрь корабля, Азалия подняла взгляд на Манкальма.

      – Мистер Фицерберт, Вы думаете…

      – Только о ЕГО корабле мог предупреждать Океан, – задумчиво произнес старпом.

      В ту ночь ревел и грохотал шторм. Под злобными порывами западного ветра жалобно скрипели и стонали мачты кораблей в порту пиратского гнезда.

      Азалия не спала. Почти всю ночь она провела на палубе корвета под ледяными струями дождя. И никто не мог уговорить ее спуститься в каюту или хотя бы надеть матросский дождевик. В одном тонком платье, босая и простоволосая дочь цыганки стояла, прислонившись спиной к грот-мачте. Многие пираты навсегда запомнили ее именно такой и даже много лет спустя, при малейшем упоминании ее имени или чего-либо, связанного с ним, невольно воскрешали в памяти этот образ неизбежности