Как мне проникнуть в вековую даль,

      В которую вернуться только мыслью можно,

      Быть может, в восемнадцатый на площадь Этуаль

      Попробую пробраться осторожно.

      Хотя зачем на площадь под названием «Звезда»?

      Не лучше ли туда, где жизнь кипит от века к веку,

      Где нищета, где грязь, помойка навсегда.

      Где трудно сохранить названье человека человеку.

      Там рыбные ряды, там вечный шум и гам,

      А мостовая вся в грязи. Вся в требухе от рыбы,

      Торговля рыбою идет с грехом напополам,

      И все миазмами пропитано, там запах нетерпимый.

      Там все не так, как надо – вонь и грязь,

      А червяки, как одеялом, рыбьи туши покрывают,

      Торговки нищие в лохмотьях – дырок вязь.

      За что такая им судьба – они не знают.

      Туманные века – ушедшая щемящая печаль,

      О, Франция, знакомая от края и до края,

      Какая ты была – тебя мне очень жаль,

      Какая ты сегодня – красивей не знаю.

      Поля лаванды в синеве сиреневой лежат,

      Фламинго розовые средь осоки бродят,

      И маки красным на полях кричат,

      А облака по небу голубому хороводят.

      Там города в прекрасных зданиях сияют белизной,

      Архитектурою своей глаз поражают,

      Изысканный французский вкус передо мной.

      Каналы посредине городов там повсеместно протекают.

      А раньше триста лет тому назад ведь не было страшней

      Французских городов, погрязших в грязи.

      Там нечистоты из окон лились на головы людей,

      Среди домов текли – миазмами стекали.

      Разделывали рыбу кое-как между рядов,

      А требуху и жабры-чешую вокруг себя бросали,

      От крови мостовая мокрая – в ней масса червяков.

      Торговкам все равно, ведь этого они не замечали.

      Беременность шестая у торговки молодой,

      Такая нежеланная, досадная, молодка чуть не плачет.

      А надо торговать, ведь рыба протухает головой,

      Вот родила – ребенка на помойку. Счас нельзя иначе.

      Бросок из таза – рыбы отвратительная требуха

      Накрыла с головой новорожденного ребенка.

      А пуповина, не отрезанная, кровью протекла,

      На грязной мостовой залился плачем тонким.

      Зеленых мух насело на ребенка тьма,

      А червяки покрыли тельце пеленою,

      Лежал он весь в крови и смазке – эх, беда,

      Нашелся сердобольный – окатил ведром с водою.

      Заметили товарки, что-то здесь не то,

      Вот подыскали столб – набросили веревку,

      И в миг повесили торговку было ведь за что,

      Была проявлена завидная сноровка.

      С младенца сняли рыбьи жабры, червяков, кишки

      И рыбным ножиком покончили с кровавой пуповиной,

      Новорожденного в приют