Смотри, – синея друг за другом,

      Каким широким полукругом

      Уходят правнуки твои!

      Зачем же тенью благотворной

      Всё кружишь ты, старик упорный,

      По рубежам родной земли?

      Когда ж неведомым страданьям,

      Когда жестоким испытаньям

      Придет медлительный конец?

      Иль вечно понапрасну годы

      Рукой суровой непогоды

      Упрямый щиплют твой венец?

      И под изрытою корою

      Ты полон силой молодою.

      Так старый витязь, сверстник твой,

      Не остывал душой с годами

      Под иззубренною мечами,

      Давно заржавленной броней.

      Всё дальше, дальше с каждым годом

      Вокруг тебя незримым ходом

      Ползет простор твоих корней,

      И, в их кривые промежутки

      Гнездясь, с пригорка незабудки

      Глядят смелее в даль степей.

      Когда же, вод взломав оковы,

      Весенний ветр несет в дубровы

      Твои поблеклые листы,

      С ним вести на простор широкий,

      Что жив их пращур одинокий,

      Ко внукам посылаешь ты.

      Италия, ты сердцу солгала!

      Как долго я в душе тебя лелеял, —

      Но не такой душа тебя нашла,

      И не родным мне воздух твой повеял.

      В твоих степях любимый образ мой

      Не мог, опять воскреснувши, не вырость;

      Сын севера, люблю я шум лесной

      И зелени растительную сырость.

      Твоих сынов паденье и позор

      И нищету увидя, содрогаюсь;

      Но иногда, суровый приговор

      Забыв, опять с тобою примиряюсь.

      В углах садов и старческих руин

      Нередко жар я чувствую мгновенный

      И слушаю – и кажется, один

      Я слышу гимн Сивиллы вдохновенной.

      В подобный миг чужие небеса

      Неведомой мне в душу веют силой,

      И я люблю, увядшая краса,

      Твой долгий взор, надменный и унылый.

      И ящериц, мелькающих кругом,

      И негу их на нестерпимом зное,

      И страстного кумира под плющом

      Раскидистым увечье вековое.

      Над грудой мусора, где плющ тоскливо вьется,

      Над сводами глухих и темных галерей

      В