Смеясь, ликуя и бунтуя,

      в своей безвыходной тоске,

      в Махинджаури, под Батуми,

      она стояла на песке.

      Она была такая гордая –

      вообразив себя рекой,

      она входила в море голая

      и море трогала рукой.

      Освободясь от ситцев лишних,

      так шла и шла наискосок.

      Она расстегивала лифчик,

      чтоб сбросить лифчик на песок.

      И вид ее предплечья смутного

      дразнил и душу бередил.

      Там белое пошло по смуглому,

      где раньше ситец проходил.

      Она смеялася от радости,

      в воде ладонями плеща,

      и перекатывались радуги

      от головы и до плеча.

      О, еще с тобой случится

      всё – и молодость твоя.

      Когда спросишь: «Кто стучится?» –

      Я отвечу: «Это я!»

      Это я! Ах, поскорее

      выслушай и отвори.

      Стихнули и постарели

      плечи бедные твои.

      Я нашла тебе собрата –

      листик с веточки одной.

      Как же ты стареть собрался,

      не советуясь со мной!

      Ах, да вовсе не за этим

      я пришла сюда одна.

      Это я – ты не заметил.

      Это я, а не она.

      Над примятою постелью,

      в сумраке и тишине,

      я оранжевой пастелью

      рисовала на стене.

      Рисовала сад с травою,

      человечка с головой,

      чтобы ты спросил с тревогой:

      «Это кто еще такой?»

      Я отвечу тебе строго:

      «Это я, не спорь со мной.

      Это я – смешной и стройный

      человечек с головой».

      Поиграем в эту шалость

      и расплачемся над ней.

      Позабудем мою жалость,

      жалость к старости твоей.

      Чтоб ты слушал и смирялся,

      становился молодой,

      чтобы плакал и смеялся

      человечек с головой.

      Не уделяй мне много времени,

      вопросов мне не задавай.

      Глазами добрыми и верными

      руки моей не задевай.

      Не проходи весной по лужицам,

      по следу следа моего.

      Я знаю – снова не получится

      из этой встречи ничего.

      Ты думаешь, что я из гордости

      хожу, с тобою не дружу?

      Я не из гордости – из горести

      так прямо голову держу.

      Что так Снегурочку тянуло

      к тому высокому огню?

      Уж лучше б в речке утонула,

      попала под ноги коню.

      Но голубым своим подолом

      вспорхнула – ноженьки видны –

      и нет ее.