Светофоры. И я перед ними

      становлюсь, отступаю назад.

      Светофор. Это странное имя.

      Светофор. Святослав. Светозар.

      Светофоры добры, как славяне.

      Мне в лицо устремляют огни

      и огнями, как будто словами,

      умоляют: «Постой, не гони».

      Благодарна я им за смещенье

      этих двух разноцветных огней,

      но во мне происходит смешенье

      этих двух разноцветных кровей.

      О, извечно гудел и сливался,

      о, извечно бесчинствовал спор:

      этот добрый рассудок славянский

      и косой азиатский напор.

      Видно, выход – в движенье, в движенье,

      в голове, наклоненной к рулю,

      в бесшабашном головокруженье

      у обочины на краю.

      И, откидываясь на сиденье,

      говорю себе: «Погоди».

      Отдаю себя на съеденье

      этой скорости впереди.

      Чужое ремесло мной помыкает.

      На грех наводит, за собой маня.

      Моя работа мне не помогает

      и мстительно сторонится меня.

      Я ей вовеки соблюдаю верность,

      пишу стихи у краешка стола,

      и все-таки меня снедает ревность,

      когда творят иные мастера.

      Поет высоким голосом кинто –

      и у меня в тбилисском том духане,

      в картинной галерее и в кино

      завистливо заходится дыханье.

      Когда возводит красную трубу

      печник на необжитом новом доме,

      я тоже вытираю о траву

      замаранные глиною ладони.

      О, сделать так, как сделал оператор,

      послушно перенять его пример

      и, пристально приникнув к аппаратам,

      прищуриться на выбранный предмет.

      О, эта жадность деревца сажать,

      из лейки лить на грядках неполитых

      и линии натурщиц отражать,

      размазывая краски на палитрах!

      Так власть чужой работы надо мной

      меня жестоко требует к ответу.

      Но не прошу я участи иной.

      Благодарю скупую радость эту.

      Пятнадцать мальчиков, а может быть, и больше,

      а может быть, и меньше, чем пятнадцать,

      испуганными голосами

      мне говорили:

      «Пойдем в кино или в музей изобразительных

      искусств».

      Я отвечала им примерно вот что:

      «Мне некогда».

      Пятнадцать мальчиков дарили мне подснежники.

      Пятнадцать мальчиков надломленными голосами

      мне говорили:

      «Я никогда тебя не разлюблю».

      Я отвечала им примерно вот что:

      «Посмотрим».

      Пятнадцать мальчиков теперь живут спокойно.

      Они исполнили тяжелую повинность

      подснежников, отчаянья и писем.

      Их любят девушки –

      иные красивее, чем я,

      иные некрасивее.

      Пятнадцать