– Джентльмены… – Екатерина Сомова встала с гордо поднятым подбородком, выдержала паузу, развела руки в легчайшем подобии реверанса и наклонила голову, как бы приветствуя публику. В стандартном кубрике армейского образца, ставшем ее узилищем, никого не было, кроме нее самой, Саши и Вареньки. Но госпожа командорша задумчиво обвела взглядом стены, ибо некто должен был неусыпно бдить у камер слежения…

      – Джентльмены, – повторила она, – с вашего позволения мы начинаем.

      – Железяка маздай, – угрюмо прокомментировал Саша. Он вообще иногда бывал бирюк-бирюком.

      – Я тебя обожаю, мама! – откликнулась Варенька.

      – Итак, мон шер… делай раз!

      Сын ударом ноги сшиб пластикетовый щиток с блока предохранителей на питьевом синтезаторе. Выдрал пломбу. Вставил в открывшееся гнездо игровой ключ. Нажал одну кнопку, другую, третью… Кашица из игровых программ тоненькой струйкой потекла в плоть корабля.

      Тот, кто наблюдал за ними через хитрую оптику, не дремал и успел вырубить питание, – в кубрике погас свет. Но ключ имел автономный биоаккумулятор с емкостью, которой хватит на всю жизнь приборчика.

      Где-то вдалеке взвыл сигнал тревоги. Нет, отнюдь не учебной, а такой, при которой только мертвецы не спешат вскочить и понестись на точку, указанную в боевом расписании. Мертвецы в таких случаях передвигаются, не торопясь…

      – Что это, ты, псих? – зашептала Варенька.

      – Весь ударный флот Женевской федерации…

      Чуть ближе ударили колокола пожарной тревоги. И бактериологической заодно.

      – Псих! Псих! Всего навертел!

      – Дети, не отвлекайтесь. Делай два!

      Саша проворно защелкал маленькими клавишками.

      – Мама… прости.

      – Что, не выходит?

      – Нет… мама… выходит. Только это не корабль. Это, оказывается орбитальная база Польского сектора Бялы Палац.[6] Орбита планетоида Пушкин.

      – И что, Сашенька, она… эта база… наверное, довольно крупная?

      – Пож-жалуйста, мама! Не называй меня Сашенькой… Тут небольшойгород. Примерно сто пятьдесят тысяч населения.

      Хорошо, что дети не видели ее удивленно поднятых бровей. Сейчас эти сто пятьдесят тысяч – все как один – готовятся геройски погибнуть в бою с проклятыми женевцами, невесть как добравшимися сюда, заодно тушат несуществующие пожары и все это проделывают в скафандрах высшей защиты. Как полагается при бактериологической тревоге… Набольший человек,