В каждом молчании своя истерика. Ринат Валиуллин
Читать онлайн книгу.
в газету.
– А где мама? – повисла на шее отца Фортуна.
– В номере, ждет тебя. Фортуна, ты все анекдоты помяла, – начал он расправлять пострадавшую бумагу.
– Так они еще смешнее будут, – заступился я за Фортуну.
– Мы еще с дядей Оскаром прогуляемся перед сном. А ты беги к маме, – посмотрел Антонио на свою дочку.
– Нет, хочу анекдот, – осветила своими большими глазами отца Фортуна.
– Они для взрослых, Фортуна.
– Ну и что?
– Ладно, слушай: Вечер обещает быть замечательным, – солнечно улыбнулся день. – Вечер наобещает, а мне расхлебывай, – недовольно зевнуло утро. – Пойду лучше заварю себе чаю.
– А что такое расхлебывай? – пропищал цыпленок.
– Ладно, Фортуна, давай к маме. Она тебе расскажет.
– Еще хочу!
Мы с Антонио переглянулись.
– Уходишь? – Да. – Насовсем? – На работу.
– Уже лучше, – улыбнулся я.
– Вчера проснулась, а тебя нет. Где ты был, дорогой? – А где ты проснулась, дорогая?
– Тоже не смешной, – пожал плечами ребенок. – Пока, дядя Оскар, пока, папочка, – поцеловала девочка в щеку отца и побежала по коридору в номер, сверкая своим свадебным платьем.
– Пока, милая! – лизнул он ее воздушным поцелуем. После этого сложил газету и мы двинулись в бар, куда уже давно спустилась ночь. Атмосфера внутри была накурена, публика порывиста, юбки коротки, музыка игрива.
«Какое ласковое семейство улыбок», – посмотрела Лара на мужчин, встретивших ее в холле. И улыбки эти, словно гладкие прохладные рыбки, сверкающие чешуей зрачков, норовили проскользнуть под платье или даже под кожу, чтобы купаться затем там, в океане ее души, питаться ею и тут же гадить. «Нет, не люблю я улыбающихся мужчин или, точнее сказать, не доверяю», – отмахнулась она от их лести легкой походкой, оставив лифт наедине с его пустотой.
Ночь сопела, звенели звезды, танго кумара в местном баре. Из соцветий беспечно лился приятный голубоватый свет, лепестки – розовые, красные, свежие – манили в полумраке, поблескивая открытыми участками кожи, подобно тем участкам, на которых можно было возделывать сады и собирать урожаи. Мимо нас прошел мужчина с бокалом в руке, к кронам многочисленных столов – сорвать один из цветков, зная, что скорее всего он потеряет здесь пол-зарплаты, пол-ночи, лицо наутро, и все это ради того, чтобы понюхать любовь.
Мы заняли столик подальше от барной стойки и мариновали губы в вине и бесполезных разговорах. От нечего делать я наблюдал за соседним столиком, там в поту уставших бокалов мужчина томил молчанием свою женщину, ладонь ее приютила половину лица, она грустила, словно «дама с абсентом» Пикассо. В этом взгляде читалось длительное отсутствие кого-то и полное – себя, два вселенских мазка в глазах говорили, что женщины пьют не от хорошей жизни, женщины пьют от жизни горечь глотками любви. В тумане сигарет нас обнимал Синатра. Когда неожиданно ножницами оголенных стройных ног бар ровно на две половины разрезала прекрасная женщина. Ноги направлялись прямо к нам, это была Лара.
– Такая