Вечером мой двор угрюмо глух,

      Смех и гомон здесь довольно редки —

      Тайное правительство старух

      Заседает в сумрачной беседке.

      Он запуган, этот бедный двор,

      Щелк замка – и тот как щелк затвора.

      Кто знавал старушечий террор,

      Согласится – нет страшней террора.

      Пропади ты, чертова дыра,

      Царство кляуз, плесени и дуста! —

      Но и в мрачной пропасти двора

      Вспыхивают искры вольнодумства:

      Якобинским флагом поутру

      Возле той же старенькой беседки

      Рвутся из прищепок на ветру

      Трусики молоденькой соседки!

      Должно быть, любому ребенку Земли

      Знакома игра под названьем «замри».

      Орут чертенята с зари до зари:

      «Замри!..»

      «Замри» – это, в общем-то, детский пароль,

      Но взрослым его не хватает порой.

      Не взять ли его у детишек взаймы —

      «Замри?»

      Нам больше, чем детям, нужны тормоза,

      Нам некогда глянуть друг другу в глаза.

      Пусть кто-нибудь крикнет нам, черт побери:

      «Замри!»

      Послушай-ка, друже, а что если вдруг

      Ты мне не такой уж и преданный друг?

      Да ты не пугайся, не злись, не остри —

      «Замри!»

      Противник, давай разберемся без драк —

      А что если ты не такой уж и враг?

      Да ты не шарахайся, как от змеи,—

      «Замри!»

      О, как бы беспечно ни мчались года, —

      Однажды наступит секунда, когда

      Мне собственный голос шепнет изнутри:

      «Замри!»

      И память пройдется по старым счетам,

      И кровь от волненья прихлынет к щекам,

      И будет казаться страшней, чем «умри», —

      «Замри».

      Чья печаль и отвага

      Растревожили мир?..

      Это город Сантьяго

      Хрипло дышит в эфир!..

      Был он шумен, и весел,

      И по-южному бос,

      Был он создан для песен

      И не создан для слез.

      В этом городе тесном

      Жил, не ведая бед,

      Мой товарищ по песням,

      Музыкант и поэт.

      Он бродил по бульварам

      Меж гуляющих пар

      И сбывал