Зеркала и лабиринты. Роман Владимирович Арефкин
Читать онлайн книгу.
по нескольким строкам и с демонстративным пренебрежением отбросил книгу на стол.
– Насколько я могу судить, – объяснял подследственный – это художественное произведение, вымысел автора, не более.
– Ну-ну! Вы нас здесь за идиотов держите? – дознаватель отвернулся, посмотрев в окно с мутными стеклами – Таким вот, не хитрым, образом вы обмениваетесь информацией, этакий «эпистолярный шифр»
– Я уже неоднократно говорил вам! – подследственный тяжело вздохнул – Там нет ничего, что могло бы содержать хоть какую-то оперативную информацию. Я же читал вам…
– Вы будете читать столько, – дознаватель перебил подследственного, даже не глядя на его истощённое допросами лицо – сколько потребуется, пока один из нас не поймёт, что английский шпион пытался передать.
Спорить с ЧК было бессмысленно, особенно находясь в том положении, в котором бывший помощник комиссара теперь оказался. Он вновь вздохнул, облизав пересохшие губы, и пододвинув книгу, принялся медленно читать, одновременно переводя на русский.
«– Хотя жизнь Сайфера Митчелла и была далека от того, что в лондонском обществе считалось эталоном, не ему было жаловаться, ведь после скоропостижной смерти дяди он получил в наследство собственный издательский дом и смог оставить позади военную службу, постепенно привыкая к прелестям жизни мирного человека…..»
Конец
Посвящается Хорхе Луи Борхесу
Комментарии автора к «Творец»
«The time for your labor has been granted», то, что услышал Яромир Хладик в ответ на свою скромную просьбу, незадолго до исполнения назначенного ему приговора.
Едва ли мне суждено забыть то впечатление, которое произвёл на меня рассказ Борхеса «The Secret Miracle» после первого же его прочтения.
Взятая, присущая историческому роману, нота повествования в самом начале короткого произведения, столь быстро и динамично, минуя детали, погрузила меня в сознание автора «The Enemies» переживающего последние дни, отпущенные ему судьбой.
Росчерк пера Борхеса мастерски перевёл плоскость из исторического нарратива в биографическое повествование, которое столь же плавно вылилось в присущий автору мистический реализм. И когда Хладик, посетив Клементинум, взывал к господу, вопреки идеи «посеянной» в «почву нашего ожидания», мы наблюдаем за тем, как человек просит не о сохранении своей жизни, а о возможности завершить труд – отражения смысла его жизни. Через этот поступок, столь очевидно, проступает образ самоотверженности, которая чаще всего, в мировой литературе, изображается в откровенно-героических персонажах.
Разумеется, у Борхеса, Хладик не вступает в открытое противостояние с оккупантами, а его оппозиция «аншлюсу» носит именно интеллектуальный характер, автор демонстрирует нам пример того, как человек, перед лицом безвыходной ситуации, отказывается подчиниться страху и предать то – во что он верит. Более того, в этой метафоре угадываются черты фундаментального, античного мифа о Прометеи, дарующим людям огонь, вопреки