К тому ж, есть срок долготерпенью,

      К тому ж, копился силы пар,

      Чтоб быть под Счастья дивной сенью,

      Кулак к тому растил удар.

      Сил равновесья уж ничтожно,

      Любой подвох бы вызвал взрыв!

      Гляделся он бы уж не ложно,

      Стал б беспощаден и бурлив!

      Уж Чёрных, Прочих – поселенья,

      И за Районом уж Район…

      Свои порядки там, правленье,

      Своя охрана и закон.

      Туда не суйся, гонор Белый!

      Ты там никто и твой там крах,

      Хотя и будешь нагло‐смелый,

      Вон разнесут тебя во прах!

      Их Муравейники – халупки,

      Создать хоромы нет ввек средств,

      Вот осыпаются и хрупки

      Все с края пышнейших соседств

      И в окруженье изваяний

      Героев Белых и солдат

      В чинах великих, высших званий,

      Что принесли не Белым ад…

      Детей пугали малых ими,

      Чтоб обходили стороной,

      Не почитали ввек святыми,

      Ведь касты были те иной.

      На них и пыжилась всех злоба,

      И был в их сторону плевок,

      У тех бездонная утроба:

      – Не чти таких вовек, сынок.

      И так в цветных всех поколеньях

      Был ненавистный к Белым взгляд,

      Хотя стояли на коленях

      Пред ними. Душ то не парад.

      Но сила духа всё же зрела,

      А там, глядь, смелость родилась,

      Отпор чтоб Белым дать умело,

      С себя чтоб сбросить кличку «мразь».

      В протестах были чудо‐дрожжи,

      Глядишь, хоть мал, но в том успех.

      И Белый, чуя силу, в дрожи,

      Глядь, он ничтожен средь их всех.

      А потому спешит к насильям,

      Убийствам, ярый взвив террор

      Со всем свирепейшим двужильем,

      В разбой пускаясь и разор.

      Но есть конец долготерпенью,

      И исчезает напрочь страх,

      И раболепье к униженью,

      И тяга в равных быть правах.

      И вырывается наружу

      Вдруг возмущенья дикий пар!

      Вдруг смелость, свойственная мужу,

      Несёт врагу что свой удар!

      Все взъерепенились стихийно,

      Жилища Белых разрушать

      Вон принялись все самостийно,

      В себе борьбы почуяв рать!

      Пошли свирепые погромы

      И статуй Белых напрочь снос:

      – Долой неравенства законы!

      И задирали гордо нос!

      То месть была за все страданья,

      За рабство многие века,

      Пустились души их в исканья

      Уж жизни лучшей, велика

      Была их в этом разом тяга,

      Но где та жизнь? «Громи подряд!» —

      На это лишь была отвага,

      Безумный ненависти взгляд.

      И Белых тут же принуждали

      Встать на колени пред толпой,

      Что