– Тогда произошло что-то еще, ведь так?

      Я не ответил.

      – Кто-то важный для тебя умер?

      Я вдавил тормоз прямо посреди пути.

      – Хватит! – рявкнул я. – Прекрати это! Что во фразе «я не хочу об этом говорить» тебе, мать твою, не понятно?!

      В ответ на мои слова Емельян встрепенулся и мотнул головой, быстро заморгав.

      – Кирилл, прости. Я… я случайно, я… – забубнил он, и мне вдруг стало его жаль. – На меня как будто что-то нашло, я просто смотрел на тебя, и вдруг как коконом каким-то окутало… все эти странные чувства… вопросы.

      Емельян схватился за голову и начал растирать виски, чуть покачнувшись вперед.

      – Прости, – повторил он, прошептав, – не знаю, что происходит.

      Как и я. Но надеюсь, доктор Хиршман способен это понять. Иначе моих ответов на все не хватит.

      – Слушай, – поколебавшись, я положил руку ему на спину, – я тоже виноват, извини, что накричал. И да, ты прав, мне больно вспоминать тот день, но это не давало мне право срываться на тебе. Так что мы оба напортачили.

      Емельян кивнул, на этом мы и закончили.

      Выпив воды, Лебедев перебрался на заднее сиденье и как-то сразу уснул. Я чувствовал себя виноватым, но одновременно с тем стало легче. Теперь есть время, чтобы эмоции улеглись. Я задумался над случившимся, над поведением Емельяна и тем, что он сказал. По его словам, он словно потерял контроль над собственным разумом, настроившись на чужие волны.

      Мои волны.

      Насколько же тогда сильна наша связь, если дело, конечно, в ней, и чем это для нас может обернуться? До сих пор я мог контролировать каждую свою реакцию, все импульсы оставались мне подвластны. Но что если и мои механизмы дадут сбой в присутствии Емельяна?

      Ну и завяз же ты, Кирилл Дружинин.