Я сделан из такого вещества.

      Из двух неразрешимых столкновений.

      Из ярких красок, полных торжества,

      И чёрных подозрительных сомнений…

      За окном проплывали дома, машины, люди…

      Я сделан из находок и потерь,

      Из правильных идей и заблуждений.

      Душа моя распахнута, как дверь,

      И нет в ней ни преград, ни ограждений…[15]

      Я сделан из далёких городов,

      В которых, может, никогда не буду.

      Я эти города люблю за то,

      Что люди в них живут и верят в чудо…

      Когда я щелкнул пальцами своими,

      имея к детским фокусам талант:

      из воздуха, в дыму, вернее – в дыме,

      как гиацинт – возник официант.

      Я съел салат, теперь изволю мяса,

      мне средняя прожарка нынче в масть,

      чернее, чем футляр от контрабаса,

      ночь разевает бархатную пасть.

      Люблю мечтать, но дай мне только слово —

      не говорить о боге за едой:

      моя душа – священная корова,

      официант, еще графин с водой.

      Во внутрь обращенными глазами —

      я вижу отчуждение и слизь:

      зачем мы ощетинились пазами

      и наши корни – не переплелись.

      Мы связаны проклятьем поеданья —

      во всех столовых снят переучёт,

      ударишь в гонг – погибнет мирозданье

      и книга никогда не расцветет.

      Я приказал убить официанта —

      невинное по сути существо,

      не зря я был у алигьери данта

      свиньей, и даже встретил рождество.

      Для изгнанных всегда милей чужбина,

      ну, не всегда, скорее – повезло,

      и в ход идут баранина, конина,

      бумага, камень, ножницы, стекло.

      Мне говорил один непальский гуру:

      вселенная – бордель, а не кабак,

      тогда, я – член, заправленный в лауру,

      и этот член не высунуть никак.ц

      Оставляю вам запах – сирени аршин,

      клей обойный, каминную копоть,

      с отпечатками пальцев стеклянный кувшин,

      и в углу – паутину по локоть.

      Оставляю старинный ночной ноутбук,

      неглубокую чашку для флешек,

      тренажер