Рассказы. Андрей Феликсович Гальцев
Читать онлайн книгу.
не надо. Нам нужен чемодан, там рукопись романа, мы втроем написали бессмертную вещь, но теперь он один завладел. Гений и злодейство соприкоснулись.
– Сожалею, но судьба литературного шедевра мне неизвестна, – старик услужливо провёл их в комнату с белым горшком и роялем, затем в комнату писем.
– Извините за вторжение, если вам попадется чемодан из крашеной кожи, спрячьте его для нас.
– Непременно спрячу. Доброго самочувствия! – старик поклонился им в спину.
Двое ушли, оставив после себя трансформаторный гул. Старик с прискорбием вернулся к столу.
– Беда, когда нет памяти. Каждую ночь приходят за чемоданом. И не помнят этого. Вы догадались, кто они? Люди с фотографии.
Я подбежал к стене – правда. Возле них ещё третий стоит с чемоданом, вцепился в ручку хваткой рукой.
– Если им прямо сказать, что они призраки, что случилось бы? – вслух подумал при мне старик. – Интересный эксперимент, но опасный. Погоди, сейчас еще одна со стены нанесет нам визит, мало не покажется. Пей скорей, коли у меня мурашки по спине побежали, значит, скоро. Под стол тогда прячься.
– Странное у вас заведение.
– Да, как провал в памяти. Ты не замечал, что люди забывают чудеса своей жизни? Они помнят только о чудесах, прочитанных, рассказанных, но не о своих. Также мы выбрасываем из памяти ужас. Много чего мы не помним, чтобы не затруднять себе жизнь. Но здесь мы хотим сохранить все это выброшенное. Краеведение – это ведение того, что на краю; чтоб оно не упало. Бюро забытых дней.
Раздался нетерпеливый стук в дверь. Старик засуетился на месте. Дверь громко затряслась. Он побежал открывать, как-то вмиг обезумев лицом и усохнув. Я сел под стол и поджал ноги. Как тяжкий вихрь, шелестя юбкой, стуча в пол красными туфлями, вбежала женщина.
– Где она? – гостья повысила интонацию на последнем слове, голос её, как змея перед нападением, поднялся.
– Нет её.
– Врёшь! Почему ты такой старый? Всего месяц прошел, а ты постарел на 40 лет. От любви? Все соки из тебя мерзавка выпила?!
Она топала по комнате, словно исполняла танец. На ее туфлях не было уличной грязи.
– Дорогая, прошло 40 лет, а не месяц. Надя умерла, ты зря её ищешь.
– Ха-ха, ты из меня идиотку делаешь?! Ты еще скажи, что я умерла или что ты умер. Где она?
Повисло молчание, вернее, раздалось сопение, затем раздался топот, словно в бег по комнатам пустились не две пары, а больше ног. «Сволочь, гад, предатель! Я и тебя убью, и эту тварь убью!» Слышна была потасовка, звучно дрогнул рояль. Должно быть, в старика полетел горшок и, вдогонку, отдельно крышка от горшка. Шаги замерли, пауза.
– Ну, теперь покажи мне, где ты спишь, дорогой, милый, ненаглядный, ненавистный! Покажи, я хочу посмотреть на ложе любви, под которым она сейчас прячется. Я хочу посмотреть на неё. Пусть она сначала умрёт от страха, а потом я её убью. Веди меня, предатель! Тебе хорошо с ней спалось, нравится?! Что насупился? Рассказывай. Изменять не стесняешься, а слово сказать стыдно? Какая