Автограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях. Наталья Селиванова
Читать онлайн книгу.
– считает автор новой книги «Мужчины».
Каждое явление читателю писателя Виктора Ерофеева сопровождается гулом критики. Почти всем не нравились рассказы, опубликованные в «Метрополе» (1979) – неподцензурном литературном альманахе, за который его отец, видный советский дипломат, заплатил собственной карьерой. На франкфуртской книжной ярмарке-89 двенадцать зарубежных издательств чуть ли не дрались за рукописный вариант «Русской красавицы», которую впоследствии за рубежом отнесут к лучшим книгам десятилетия. Роман, переведенный на 27 языков мира, на родине встретили в штыки, сочтя порнографическим. Потом были «Жизнь с идиотом», «Страшный суд» и высоко оцененный интеллектуалами сборник эссе «В лабиринте проклятых вопросов», который из-за главы «Морфология русского народного секса» отказывалось публиковать уже в трехтомнике В. Ерофеева издательство «Молодая гвардия». И вот в магазинах появилась новая книга Виктора Ерофеева.
– «Русский мужчина был, русского мужчины уже – еще нет, русский мужчина снова может быть», – пишете вы. Если он был, то хотелось бы знать, когда?
– В книге образ мужчины двоится: это универсальный тип, и тип исключительно русский. И надо признать, что тот и другой находятся в плачевном состоянии. Если говорить о первом – о цивилизованном мужчине, то в главной роли ему отказывает широкое женское движение на Западе. Он выглядит потерянным.
– Значит, виноват феминизм?
– Не только. Западное общество стало максимально либеральным. Ушли агрессивные свойства, а мужчина без агрессии – это уже что-то неясное. И в США, и во Франции, и в Германии, и в Голландии, за исключением, быть может, Италии, где мачизм (отношение к женщине с позиции силы) еще удерживается, я наблюдаю потерю самоидентификации, то есть самого важного, что определяет человека: кем он есть в жизни.
Что же касается русского мужчины, то с ним ситуация более отчетливая и, увы, более драматическая. Поскольку русский мужчина – это прежде всего сословное явление, возникшее в просвещенном классе: сочетание чести, достоинства, образования, определенной доли эгоизма, самообладания, такой мужчина действительно был. Его сразу узнавали в Париже, французы поражались красотой белой гвардии. Как это ни парадоксально, такой цивилизованный тип можно было встретить в России вплоть до 60-х годов. Конечно, сталинизм многое и многих перемолотил, но повадки долго сохранялись.
– Что вы имеете в виду под словом «повадки»?
– Общее представление о том, что и как полагается делать, как полагается жить. На гребне либерализации 60-х – вот исторический парадокс – и в управление, и в среднее звено пришел «грядущий хам», о котором предупреждал Мережковский. Просвещенный класс был срезан, следовательно, подпитку такой мутант получал от низших слоев.
С переменами в российском обществе, с серьезным изменением женской роли в мире и у нас я наблюдаю новое явление. Нельзя твердо сказать, каким будет «новый мужчина», – это пока что зародыш, который плавает