Украинская каб(б)ала. Анатолий Крым
Читать онлайн книгу.
еще? А еще?» Из его ответов я понял, что он не шутил, сообщая, что названо решительно все, даже не имеющее ко мне никакого отношения. Театры, пароходы, подземные станции, автобусы, больницы, школы, фермы, города, газеты, общества и прочая, прочая. Все это меня невероятно расстроило, так как заставило засомневаться в христианской сути города, с которого крестилась вся Русь-матушка. Конечно, заслуги перед Украйной у меня, пожалуй, есть, но чтоб строгать из меня икону? Помилуйте, господа! Сперва замордуют, а потом тащат в святые!
Все же Семен Львович заставил меня закончить трапезу, потребовав, чтобы я не подпрыгивал на табурете и перестал вращать зенками. Если удивляться всему, что происходит в Украине, сказал он, то впору купить билет в дом для умалишенных и остаток дней провести в окружении несчастных Буонапартов и Калигул.
Вторую рюмку Семочка заменил успокоительным лекарством, выразив сожаление, что не может дать мне какой-нибудь наркотик, дабы я не так остро воспринимал украинскую действительность. Потом он все же сжалился и, поставив передо мной сковородку с жареной картошкой, налил вторую рюмку, грустно сказав: «Лехаим[9], Тарас Григорьевич! Будь здоров, удивительный ты наш!» Что он хотел этим сказать, мне решительно непонятно, но слова были произнесены таким теплым и дружеским тоном, что я невольно прослезился, пообещав выпить третью рюмку за его здоровье, несмотря на явную глупость пить за здравие нехристя.
Тем временем мой наставник провел исторический экскурс, сообщив, что один из моих памятников стоит на том самом месте, где ранее находился памятник Николашке. И аккурат перед университетом имени моей персоны. Скрипя зубами, я промямлил, что оно, в принципе, верно, ибо киевский университет был основан по высочайшему указу, да и любил царственный фельдфебель бывать в Киеве. А что его сковырнули, так поделом, хотя могли меня и не водружать на старый постамент.
Вторую половину дня я намеревался посвятить чтению ненавистного Вруневского и наконец осилить пятьсот страниц исследования, в котором он подробно растолковал мое восьмистрочное стихотворение, однако, прежде чем раскрыть толстенный фолиант с золотым тиснением, я прилег на кровать и предался размышлениям.
Итак, завтра я впервые выйду к своему народу. Быть может, мне удастся поговорить с киевлянами, послушать их и понять, изменилась ли человеческая натура за полтора столетия. Каков он сегодня, мой земляк? Что изменила в нем вольность, приобретенная Украйной? Избавила ли от вечной подозрительности, общественной лени, желания перекладывать важные решения на старосту, а главное – исчезло ли в моих собратьях чувство холуйства решительно перед всем, что существует в мире? Последнее наверняка должно исчезнуть, ведь, как сообщил Семен Львович, уже нет панов, нет крепостного права и украинцы сами заправляют на своей земле. Так что же щемит сердце и смущает душу? И отчего, сообщая все это, так хитро улыбался старый жид? (Слово «жид» зачеркнуто, вместо него вписано
«Лехаим» (