Снова приближался день внесения платы, и миссис Доналдсон готовилась к беседе. Она ужа решила, что, если ей опять предложат посмотреть представление, она прикинется, будто это ее не устраивает по финансовым соображениям, но потом все-таки согласится на тех же условиях. Однако наступила пятница, а разговор об этом зашел только перед сном. Миссис Доналдсон зашла на кухню, где Энди заваривал Лоре чай.

      – Ой, пока не забыл,  – сказал он и протянул миссис Доналдсон несколько банкнот.  – Кажется, все правильно.

      Она не поняла, сколько там денег, но пересчитывать у него на глазах не хотела, поэтому просто улыбнулась и убрала бумажки в кошелек.

      – Мы исправляемся,  – сказал Энди.

      Миссис Доналдсон подождала несколько минут, а когда поднялась наверх и села на кровать, ей показалось, что они смеются.

      Она готовится ко сну и уже не в первый раз переставляет шаткий стул от кровати к туалетному столику. Она усаживается – на плечах плед, ноги укутаны одеялом – и прижимает ухо к стене.

      Где-то на другом конце города несет свою вахту Баллантайн: он снова и снова просматривает видеозапись, которую сделал несколько месяцев назад. Стоит появиться миссис Доналдсон, он ставит все на паузу и жалеет, что не знает, как увеличить изображение. Иногда она глядит прямо в камеру – будто прямо на него, и ему это особенно приятно. Но в основном он просто смотрит на нее.

      После того приключения в миссис Доналдсон словно что-то раскрылось. Да, в той сцене, которую она наблюдала, до ее прелестей никому дела не было, но необъяснимым образом потому, что она это видела (и в какой-то степени в этом участвовала), она приобщилась к очарованию юности. Она теперь и сама чувствовала себя моложе, выглядела лучше и, пусть это покажется смешным, но ей казалось,