С языком у меня больших проблем не было. В детстве я выучил на спор англо-русский словарь на 3500 слов. Думаю, что сейчас, вместе со спецтерминологией, тысяч 10 запасу у меня есть. Во всяком случае, все, что я хотел им выразить, до них доходило без проблем. Я же американцев воспринимал с трудом. Даже в винных отделах гастрономов. Когда обращались ко мне непосредственно, медленно и, так сказать, чеканя слог, понимал более-менее. Их разговор между собой – не понимал совсем. Негры вообще говорят на каком-то птичьем языке. В лаборатории одна афро-американка объясняла мне, как программировать прибор. После каждого слова или фразы она произносила неизвестное мне слово «ина», несомненно, важный элемент программы. Только приглядевшись, в какую клавишу она при этом тыкает пальцами, я понял что «ина» – это «enter» – ввод. Яковченко говорил, что в определенных кругах (в которых он имел удовольствие вращаться некоторое время) для общения надо знать три слова: «гет», «фак» и «ОК». Этих же познаний, в принципе, достаточно и для просмотра некоторых фильмов, подпадающих под категорию «action». В реальной жизни я за все 3 месяца не слышал даже слова «шит», которое в их фильмах и ругательством не считается – что-то вроде нашего «блин».

      Через 2 месяца работы в лаборатории я делал доклад на семинаре. Американцы обожают выступать на семинарах и слушать выступающих. Причем, доклад не по добытым мною тяжким трудом данным, а по моей высокохудожественной книге. Имея в распоряжении словарик на 7000 слов, я оказался в затруднении. Все же мне удалось (при неоценимой помощи Димы и Лены Лукиновых, а также Верочки Яковченко) перевести несколько своих побрехеньок и достаточно успешно пересказать их на публике. Им понравилось, хотя Задорнов был прав – чувство юмора у них (или у нас) специфическое.