Мать и сын, и временщики. Александр Бубенников
Читать онлайн книгу.
в городах и землях ему попросту отказали, а дали «на память» об усопшем только многие драгоценные кубки и сосуды, собольи шубы, нескольких коней с богатыми седлами. И то под эту милость Андрея Старицкого вынудили в Москве дать малолетнему племяннику целовальную запись, считаясь его «господином старейшим, и обещания не принимать отъезжающих недругов престола:
«А кто захочет от тебя ко мне ехать, князь ли, боярин ли, или дьяк, или сын боярский, или кто на ваше лихо, – и мне того никак не принять».
В Москве окружение Елены Глинской и регентский совет были напуганы тайным отъездом вельмож к Юрию Дмитровскому и возможным бегством князей и бояр в Литву в объятья врага Москвы, короля Сигизмунда. Вот и в целовальной записи Андрея Старицкого право принятия «отъехавших» от государя-младенца до предела ограничивается образным выражением «на ваше лихо», потому что при почти всяком отъезде предполагались нелюбовь или обида к князю. Только несли боярина или дьяка от отъезда лихо сотворится – большое или малое – государю, то это зыбкое действо трактовалось как государственное преступление. Только кто толком знает – лихо то или не лихо?.. А наказывать, в темницу кидать беглеца отъехавшего надо…
Князь Андрей уехал с превеликим неудовольствием из Москвы в Старицу, жалуясь своей супруге Евфросинии на жадную до земель и городов правительницу Елену. Нашлись при Евфросинии лихие людишки, которые поспешили об этом неудовольствии и злословии князя Старицкого передать лично Елене, зато другие доброхоты передали князю Андрею и его супруге, что Елена и ее соратники во главе с конюшим Овчиной хотят их схватить и запсотить в темницу за злословие. Чтобы прекратить такое тягостное положение с обвинениями и подозрениями, Елена послала в Старицу личного гонца звать Андрея в Москву для откровенного объяснения. Андрей Старицкий оказался не промах: прислал гонца взять с Елены клятвенное слово, что ему в Москве не сделают никакого зла. Елена дала такое клятвенное слово – причем первый раз в жизни – при сыне и любовнике. На фаворита-конюшего эта клятва не произвела никакого впечатления, но маленький великий князь Иван, впервые присутствовавший при клятве матери гонцу для его дяди Владимира, был потрясен:
– Если дается клятва, то ее нельзя нарушить – так? – спросил царевич матушку с вытаращенными испуганно-наивными глазами.
– Так, сынок!
– Никогда, никогда? – настаивал Иван.
Матери не хотелось, чтобы ее загнали в угол, потому она, сделав неопределенный жест рукой, улыбнулась и ответила:
– Я еще никогда не нарушала своих клятвенных слов, потому что даю такое слово сама в первый раз и, надеюсь, не нарушу клятву в будущем… Надеюсь…
– А я никогда не нарушал своих клятв и обещаний… Давал слово и всегда держал его перед друзьями и недругами… И никогда клятвенного слова своего не нарушу… – твердо сказал Иван Овчина и положил руку на голову мальчика.
– Ловлю тебя на слове, боярин Иван…
– Лови,