По вечерам из ресторанов напомаженные дамы

      Привозили меня в кэбе бесчувственного от любви.

      Родственники говорили: «Странно!» Они были упрямы,

      Они думали о хлебе, а я о любви.

      Ах, эти вечера, рестораны и дамы

      И кэбы, в которых так много любви,

      И слова иноземные, и яма,

      Куда я провалился пьяный от любви.

      Касторовые платья и шёлк панталонов,

      И сплетание твёрдости с мягкостью любви.

      О, как сладко любиться в тиши без поклонов,

      Как приятно пианство любви.

      Куѓы́х куѓы́х брак бзи бу

      Всеблагой Лылыбай

      не забыл не покинул и снова

      Возник из Одессы

      Из бокала станюли

      Стальным пятаком

      в языке или горле

      повсюду

      Это жидкий экстаз

      Торопитесь немедля примите

      Он всё Вам покажет

      Даже то что не нужно

      Он вежлив

      Кулаками заботливо нежно

      Откроет неведомо-новое

      Он – Лылыбай

      Надеваю приличные брюки

      и даже без них

      Гуляю постольку поскольку приятно

      Вынимаю часы

      Чтоб отдать

      Без ручательства

      Сладким солёным и кислым и горьким

      Угощаю решительно всех

      Пусть завидует Пы́дло

      Пу́ки и Ба́ки ему

      Я его не касаюсь

      и отвечаю отнюдь за себя

      Я подъехал к харчевне, когда был полдень.

      На дворе Билль табаком харкал.

      Ночью, скажу Вам, здесь воздух холоден,

      Днём невыносимо жарко.

      – Здорово, – говорю, – Билль! Здравствуй, товарищ!

      Не проносил ли свою шляпу?

      Что жуёшь? Что, случаем, варишь?

      Одним словом, давай лапу.

      – Здравствуй, – говорит, – Джордж! Шляпа на месте.

      Жую табак. Варю мясо.

      Зайдём к Фрэду. Опрокинем вместе

      По кружке 100°-ного квасу.

      Я поставил под навес, где стояли кони,

      Свою лошадь, отпустил ей подпруги

      И пошёл в бар. Там сидел Джонни

      И Смис и кривой Хьюгги.

      Мы выпили все по большому стакану

      Сверкающей виски, оранжевой.

      Г-н негр играл на фортепиано,

      Другой изображал на банджо.

      Мы сидели, не знаю, час ли, три ли.

      Я напоил лошадь, дал ей корму.

      Мы, скажу Вам, столько тогда проглотили,

      Что, я думаю, желудки изменили форму.

      А виски всё лилось и лилось по стаканам.

      Стемнело, и оно стало лиловым.

      Я