Нежелание славы. Александр Карпович Ливанов
Читать онлайн книгу.
видом творчества.
И, наконец, у Пушкина главное «доказательство своих суждений», указана главная ошибка в статьях Кюхельбекера. «Критик смешивает вдохновение с восторгом»… «Восторг исключает спокойствие, необходимое условие прекрасного. Восторг не предполагает силы ума, располагающей части в их отношении к целому. Восторг непродолжителен, непостоянен, следственно не в силе произвесть истинное великое совершенство (без которого нет лирической поэзии)».
Итак, темперамент, чувство, эмоция могут уйти в сторону восторга примитивного – даже возбуждения и «нервов, а могут быть – творчески и для творчества – направлены в сторону вдохновения. Иными словами – вдохновение не просто волевое состояние души, а творчески-волевое ее состояние… Знать, кто не может в себе создавать и поддерживать это состояние, тот не творец!
Но на этом ли исчерпываются пушкинские прозрения о вдохновении? Разве жизнь сама, наше самочувствие, наконец, наше здоровье – не творчество? «Естество» нуждается в контроле, «природе» надо помогать.
Медицине, думается (как и любой науке!), здесь есть чему поучиться у поэзии. Вдохновение – это и здоровье, творчество – это и здоровье! Равно как все, что необъятно, с чем веками борется армия невропатологов и психиатров, что в самом общем виде объединяется словом «нервы» – есть всего лишь наш природный ресурс вдохновения. И надо уметь его направить на истинный путь вдохновенного труда и вдохновенного творчества!
Наконец, не является ли невротизм, все его бесчисленное проявление – возмездием природы за нетворческую жизнь? То есть, которая сама по себе – нетворчество? Не является ли аспект вопроса – скорей практически-врачебным, чем отвлеченно-философским или образно-метафоричным?..
Окружение и общение
Знать, каждый писатель (вероятно, и каждый творческий человек, художник) по-разному оберегает свою святыню… Одни прячут ее, себя вместе с нею, от всего житейского, от окружающих, даже близких, словно себя не сознают отдельно, по-человечески, без святыни творчества, пытаясь ею защитить свою ранимость, отчего еще более уязвимы и ранимы перед всем бытовым и житейским… Другие, наоборот, наряду или посреди творчества стараются отдать должное всему житейно-бытовому, словно творчество всего лишь наряду со всем прочим, присущи всем окружающим, они даже, нет-нет, готовы подтрунить над ним – не принимайте, мол, все это слишком уж всерьез! Ах, – я поэт? Я писатель?.. Вольно же вам… Вот я весь перед вами, такой же как все, как вы, как каждый!.. Да и что вы со мной все о литературе? Осточертело… Давайте о погоде, о болезнях, о женщинах… О чем угодно! Да и проще, проще со мной! Слава? Дым, что ест глаза! Или еще это – кто это сказал? Слава – солнце мертвецов! Не угодно ли партию в шахматы? А то и на бильярде можно!..
…Так, например, свою святыню писательскую Гоголь – нес, как крест, то забывая себя начисто, то вспоминая лишь ради напоминания, себе и ближним, себе и окружающим, чтоб объяснить, вызвать сочувствие к своему нелегкому