– Ты уж прости, но не вижу я тебя с ним рядом. Нет у вас будущего. Разные вы. Слишком разные. Он грубый, черствый, и на душе у него темно.

      – Зачем ты так? Просто я не знаю, что ему нужно, чего он хочет.

      – Я и не говорю, что он плохой. А что грубый, так и есть.

      – Ты не сердись на него. – Ольга коснулась рукой ладони подруги. – Он такой, его или принимаешь, или нет.

      – А ты его принимаешь?

      – Он изменился. И я изменилась. Раньше с чем-то легко мирилась, на что-то внимания не обращала. Теперь уговариваю себя: терпи!

      – Чего ради?

      Они сидели на скамейке, и разглаженное затишьем полотно озера расстилалось перед ними. На неподвижной воде сидели чайки. Если верить примете, завтра будет хорошая погода.

      Туфли они сбросили, находились за день и настоялись.

      – Столько лет вместе. И Лера…

      – Что дочь? Лера уже студентка, ей вообще не до вас. А сколько прожито… Это как посмотреть. Сама говоришь: изменился. А так не бывает, чтобы человек враз менялся, все постепенно происходит, а мы до поры этого не замечаем или не хотим замечать. Вот и получается, что замуж ты выходила за одного человека, жила с другим, а сейчас он вообще третий. И сходилась ты с тем, первым, а этому последнему, третьему, ничего не должна. Чужой он тебе. Вы давно врозь живете?

      – Почти год. У него квартира от отца. Бывшей жене ничего не оставил, только сыновьям. Младшему – дачу, хорошую, большую, от кольцевой дороги меньше десяти километров. Олегу – квартиру. Туда он и съехал.

      – А мать его? Может, это она воду мутит?

      – Нет, она Олега вообще не касается, ни советом, никак. Она вся в его брате, там дети маленькие, трое, и сноха безрукая, безвольная, легла под свекровь, в рот ей смотрит. А той только и надо – нужной быть. Кому нужна, только тот ей по вкусу. А Олег помощи ни от кого не ждет, поэтому ей неинтересен. Отец его тоже своим умом хотел жить. Они потому и развелись.

      – Слушай, а может, у него кто-то есть? – оживилась подруга. – Ну, на стороне, любовница…

      – Нет у него никого. Это я бы еще поняла. Я ему безразлична стала. И как женщина тоже.

      – А он тебе?

      – А мне обидно.

      – Я не о том. Ты его любишь?

      – Иногда так жалко его…

      – Раз жалеешь, значит, любишь. Но ты спроси себя: нужна ему твоя жалость? Вот вытащила ты его сюда, и чем закончилось?

      – Я хотела как лучше.

      – Все мы хотим как лучше, по-христиански. – Подруга нашарила ногами туфли и стала втискивать в них ступни, а они у нее были широкие, с шишками у больших пальцев, и поэтому она морщилась. – А вместо