«Для чего я создан был? —

      мыслит он, – чтоб гадость пил?!

      Может быть, не Бог, божёнок-

      практикант меня лепил.

      Я не думаю, чтоб мог

      ошибиться Господь Бог…

      Мож ему, заместо глины,

      сунул чёрт дерьма комок?

      Мож виновен и не бес,

      не удался мож замес?..

      И явился миру Homo

      только Sapiensа без…»

      «Ох, как давит грудь рубашка,

      (не дышать, а жить! мне тяжко)

      промокнула кровь мою,

      будто воду промокашка.

      Продал душу ты, Иван,

      за какой-то чемодан.

      Как же так ты промахнулся —

      ты же был совсем не пьян?

      Да-аа… права, наверно, Глашка:

      Человек – есмь червь, букашка!» —

      вновь расплакался буян…

      «Кстати, там была бумажка…

      Да! листок какой-то был!

      как же я о нем забыл?

      Сатанинская расписка!?

      Мол, я продал… чёрт купил…

      за какую-то тыщёнку…

      душу грешную, душонку!

      горемычную с душком…

      На рубашку-распашонку

      да какую-то подтяжку

      променял всё…

      Как мне тяжко,

      будто выжали меня,

      как лимон…»

      «Пойду бумажку

      поищу, авось найду.

      Сердце чувствует беду…

      Что ж, пора… – решил Ивашка, —

      и меня призвать к суду…»

      «…деньги здесь… на мне рубашка…

      Что ещё?.. Ага, подтяжка…

      (Вокруг шеи обвязал)

      будет галстук… Где ж бумажка?

      Куда дел? Едрёна вошь,

      без пол-литра не найдёшь, —

      призадумался бедняжка. —

      В уголок забросил мож?»

      Отыскал Иван листочек.

      «Что за чушь? Слова меж строчек…

      Без пол-литра не поймёшь —

      непонятный, пьяный почерк.

      Буквы, право, так мелки,

      словно черные жучки,

      так шныряют по листочку…

      Поищу-ка я очки».

                                …взвизгнув,

      прочь помчалась киска,

      под ногой качнулась миска,

      равновесье потеряв,

      Ваня выронил записку,

      Вскрикнул: «Мама!», да обмяк,

      свой конец нашедши так,

      зацепившися подтяжкой

      за дверной, резной косяк.

      А записка подле ног

      опустилась…

      «Прости, Бог,

      что я жил не по-людски…

      Больше видеть я не мог

      эту грязь, разврат, обман…

      Не судите… был не пьян…»

      И подписано коряво:

      «Огородников Иван»