В горах Гишпании тяжелый экипаж

          С кондуктором отправился в вояж.

      Гишпанка, севши в нем, немедленно заснула;

      А муж ее меж тем, увидя таранту́ла,

          Вскричал: «Кондуктор, стой!

          Приди скорей! ах, боже мой!»

          На крик кондуктор поспешает

      И тут же веником скотину выгоняет,

      Примолвив: «Денег ты за место не платил!» —

      И тотчас же его пятою раздавил.

      Читатель! разочти вперед свои депансы[5],

      Чтоб даром не дерзать садиться в дилижансы,

          И норови, чтобы отнюдь

          Без денег не пускаться в путь;

      Не то случится и с тобой, что с насекомым,

          Тебе знакомым.

      Пароход летит стрелою,

      Грозно мелет волны в прах

      И, дымя своей трубою,

      Режет след в седых волнах.

      Пена клубом. Пар клокочет.

      Брызги перлами летят.

      У руля матрос хлопочет.

      Мачты в воздухе торчат.

      Вот находит туча с юга,

      Все чернее и черней…

      Хоть страшна на суше вьюга,

      Но в морях еще страшней!

      Гром гремит, и молньи блещут…

      Мачты гнутся, слышен треск…

      Волны сильно в судно хлещут…

      Крики, шум и вопль, и плеск!

      На носу один стою я[6],

      И стою я, как утес.

      Морю песни в честь пою я,

      И пою я не без слез.

      Море с ревом ломит судно.

      Волны пенятся кругом.

      Но и судну плыть нетрудно

      С Архимедовым винтом.

      Вот оно уж близко к цели.

      Вижу, – дух мой объял страх! —

      Ближний след наш еле-еле,

      Еле видится в волнах…

      А о дальнем и помину,

      И помину даже нет;

      Только водную равнину,

      Только бури вижу след!..

      Так подчас и в нашем мире:

      Жил, писал поэт иной,

      Звучный стих ковал на лире

      И – исчез в волне мирской!..

      Я мечтал. Но смолкла буря;

      В бухте стал наш пароход.

      Мрачно голову понуря,

      Зря на суетный народ:

      «Так, –